Книга Неугомонное зло - Энн Грэнджер

Пирс нахмурился:

— Попробуйте разыскать его невесту и мать… Невеста, скорее всего, вышла замуж и сменила фамилию. Найти ее будет нелегко. Начните с матери. Ей сейчас, наверное, за семьдесят, но фамилия у нее, скорее всего, осталась прежней. Если найдете, поинтересуйтесь, помнит ли она, к какому зубному врачу ходил ее сын.

— Я знаю одного хорошего зубного врача, — заявила сержант Холдинг, смерив инспектора лукавым взглядом.

— Спасибо, Джинни, с моими зубами все в порядке!

Иногда прорыв в расследовании двух дел случается одновременно. Как и предсказывал Пирс, бывшую невесту Саймона разыскать не удалось, зато миссис Гастингс проживала там же, где и раньше — в Годалминге.[9]После исчезновения сына она не поменяла адрес. Миссис Гастингс сразу сказала, что ее сын лечился у их семейного дантиста, местного врача, даже после того, как переехал от родителей на собственную квартиру. Старый врач давно вышел на пенсию, а свою практику передал сыну. И тут им неожиданно повезло. Оказалось, что сын сохранил отцовский архив. Старые истории болезней он сложил в коробки и убрал на чердак. К поискам привлекли местных полицейских; наглотавшись пыли, они обнаружили медицинскую карту Саймона, пожелтевшую, но целую. После травмы, полученной во время игры в регби, Саймону потребовалось сложное протезирование. Ему поставили пластинчатый имплантат…

Одновременно разыскали и фирму, производившую такие имплантаты, и больницу, где лечился Саймон. Его историю болезни сохранили благодаря тому, что в то время подобные протезы встречались редко. Рентгеновские снимки челюсти Саймона до сих пор служили иллюстрацией на лекциях для студентов. Итак, в руках у следственной группы очутилась не только история болезни, но и рентгеновские снимки, которые можно было сличить с найденной челюстью. Совпадение приближалось к ста процентам.

— Кажется, все сходится, — докладывал Пирс в кабинете Маркби. — Наши кости принадлежат пропавшему туристу, Саймону Гастингсу. — Он виновато покосился на суперинтендента. — Правда, вряд ли он был вашим Картошечником, сэр. То есть… он ведь жил в Лондоне. Наведывался в наши края изредка, только когда ходил в походы. Как он мог одновременно находиться в Лондоне, составлять рецептуру масок для лица и рыскать по лесу Стоуви, подкарауливая женщин? Я проверил даты нападений. Если бы женщин насиловали исключительно в выходные, возможно, Гастингс и имел к ним какое-то отношение, но насильник выбирался на охоту в будние дни. Иногда он нападал утром, иногда во второй половине дня. То же самое касается и двух девушек не из наших краев — туристки и велосипедистки. Они были здесь во время каникул, и на них напали в будние дни. Даже наоборот, — задумчиво продолжал Пирс, — похоже, насильник избегал выходных дней. Как вы думаете, почему?

— В выходные по лесу бродит много народу, — сухо ответил Маркби. — Больше вероятности, что крики жертвы кто-то услышит или его увидят рядом с местом преступления.

— А может, у него была такая работа, что по выходным он бывал занят? — Пирс пожал плечами. — Во всяком случае, Саймон Гастингс не похож на Картошечника. По рабочим дням с девяти до пяти он сидел в своей лаборатории и придумывал средства против морщин…

— Я вас понял, — в досаде ответил Маркби. — Но, когда он исчез, исчез и Картошечник, и не говорите мне, что два события никак не связаны между собой! Вы просто не знаете, что это такое, вот и все… — Опомнившись, Маркби смягчился: — А вообще, вы молодец. И Холдинг то же самое передайте.

В связи с достигнутыми успехами вновь назначили дознание по поводу обнаруженных в лесу костей. В свое время по просьбе представителей полиции дознание отложили «в связи с необходимостью проведения следственных мероприятий».

Всю ночь накануне дознания буйствовал порывистый ветер, ослабевший было под натиском дождя. В Нижнем Стоуви его завывания казались особенно дикими. Может быть, тамошние жители плохо спали только от ветра, а может, их совесть беспокоило что-то другое. Ветер срывал черепицу с крыш и даже повалил дерево на опушке леса Стоуви.

Рут Астон не спалось. Она слушала, как воет ветер вокруг «Старой кузницы». В какой-то миг она вылезла из постели, чтобы закрыть окно, потому что занавеска развевалась как бешеная; казалось, стопор на окне вот-вот сорвет, и оно распахнется и ударится о внешнюю стену. Рут закрыла окно, и завывания ветра чуть стихли. Она немного постояла у окна, глядя, как по ночному небу бегут облака. Сад и поле за ним купались в тусклом лунном свете; за полем грозно нависал лес. Он заполнял собой весь горизонт, и совсем нетрудно было вообразить, будто лес — живое существо, темная сила из далекого прошлого. Рут представила, как сейчас ревет ветер в кронах деревьев, как на землю летят ветки, сухие сучья и птичьи гнезда. Ей вдруг вспомнилась старая детская колыбельная: «Баю-баю, детки на еловой ветке. Тронет ветер вашу ель — закачает колыбель. А подует во весь дух — колыбель на землю бух!» Похоже, скоро что-то действительно обрушится. Сердце Рут наполнилось тоской; казалось, впереди уже не будет ничего хорошего. Темные силы отбросили всякое притворство и вознамерились раскрыть старые тайны, большие и малые.

Рут понимала, что и сама обязана кое-что предпринять; правда, она боялась, что ей не хватит на это смелости. Так ничего и не решив, она вернулась в постель.

Билли Туэлвтриз лежал без сна в своем домике и смотрел в потолок. Выдержит или не выдержит бурю гниющая соломенная крыша у него над головой? Дом нужно перекрыть заново. Кевин Джонс и слышать ничего не желает. Правда, укрепил крышу проволочной сеткой, чтобы совсем не рассыпалась. Хозяин называется! Хозяевам положено содержать свою собственность в порядке… И все же Билли понимал, что ссориться с Кевином Джонсом ему невыгодно. Если Кевину вздумается, он и вовсе выкинет его из домика. Конечно, он обещал, что Билли может жить здесь до самой смерти или до переезда на новую квартиру — будь он проклят, если поедет в их бетонные коробки! Но обещания, как правило, забываются. Во всяком случае, Джонс может повысить арендную плату, которая сейчас просто ничтожна. Билли сердито насупился. Он проработал на Джонсов всю свою жизнь! На теперешнего Джонса, которого раньше звали молодым Кевином, а до него — на его отца, старого Мартина Джонса. Мартин еще жив, но уже ничего не решает. В том-то и трудность. Мартин обещал не выселять его, но сейчас на ферме всем заправляет его сын, молодой Кевин.

От воя ветра Билли делалось не по себе. Он едва слышал тиканье старинного будильника на столике у кровати. И все-таки буря не заглушала храп дочери — она спала в комнате напротив. Билли с досадой подумал: чтобы разбудить Дайлис, какого-то ветра мало. Она всегда дрыхнет, как бревно. Еще один порыв ветра ударил в старую оконную раму. Билли с головой укрылся одеялом и долго ругал про себя Кевина Джонса, пока не заснул.

Норман и его жена Эви бодрствовали в тесной спальне на верхнем этаже «Герба Фитцроев», где они устроили себе отдельную квартиру. Они ожесточенно ссорились, правда понизив голос, словно боялись, что их подслушают или ветер подхватит их слова и разнесет по ночному небу. Вскоре Эви громко разрыдалась и стала совсем некрасивой. Она захлебывалась и шмыгала носом. Норман грубо велел ей заткнуться. Эви привыкла, что муж не считается с ее мнением, и все же обиженно забормотала: