Книга История ОБХСС и экономическая преступность в России в ХХ веке - Сергей Холодов

«Хлопковое дело», стало самым масштабным коррупционным делом в СССР. Было осуждено около 4,5 тысяч. Из них 430 руководителей колхозов и совхозов, 84 директора хлопковых заводов, 60 партийных работников и сотрудников МВД и прокуратуры. Самым высокопоставленным фигурантом дела стал первый секретарь ЦК КП Узбекистана Инамжон Усманход-жаев, который в 1989 году был приговорен к 12 годам лишения свободы. А министр хлопкоочистительной промышленности Узбекской ССР Усманов и начальник ОБХСС Бухарской области Музафаров были приговорены к высшей мере наказания — расстрелу, который, правда, так и не состоялся. На скамье подсудимых вместе с узбекскими милиционерами оказался зять Леонида Ильича Брежнева, бывший первый заместитель министра внутренних дел. И о его судьбе тоже судачили по всей стране: фамилия-то больно звонкая!

Вскоре после знаменитой 19-й партконференции (она, разумеется, проходила в Москве, в Кремле) были арестованы два ее делегата — первые секретари обкомов: Бухарского обкома — Исмаил Джаббаров, Самаркандского — Назир Раджабов. Через несколько месяцев, 11 января 1989 года, по обвинению во взяточничестве арестовали еще одного делегата партийной конференции — отправленного к тому времени на пенсию Виктора Ильича Смирнова, прежде возглавлявшего среднеазиатский сектор отдела организационно-партийной работы ЦК КПСС. В докладе съездовской комиссии говорилось о двух миллиардах, нажитых хлопковой мафией. Гдлян позже громогласно утверждал, что вернул государству сто сорок миллионов. Председатель комиссии Вениамин Александрович Ярин называл иные цифры: пятнадцать миллионов найдены следователями КГБ, двадцать — группой Гдляна — Иванова.

После столь громких арестов законность в Узбекистане вовсе не восторжествовала. Волна бандитизма буквально захлестнула республику. Только в 1984 году там были зафиксированы 308 вооруженных разбойных нападений, 1406 грабежей и 5101 квартирная кража. К концу десятилетия в республике уже действовало несколько сотен преступных бандформирований, причем практически все они появились после смерти Рашидова. Рост угрожающий! И это при том, что в республике работали десятки следственных групп, сотни опытнейших сыскарей Союза.

Даже на этом фоне особо сильный резонанс получило расследование дела Героя социалистического труда, бывшего генерального директора Папского агропромышленного комбината (Наманганская область Узбекистана) Ахмаджона Адылова (Оди-лова). Ахмаджон Адылов обвинялся во взяточничестве, хулиганстве, хищениях в особо крупных размерах и издевательствах над людьми. По некоторым данным, Адылов был близким другом первого секретаря компартии Узбекистана Шарафа Рашидова. Дело расследовалось на союзном уровне вплоть до апреля 1991 года, практически — до развала СССР. В феврале 1992 Адылов был реабилитирован, специальным решением правительства Узбекистана, однако 26 июня 1993 года вновь арестован, а четырьмя месяцами позже Кокандский городской суд приговорил его к 4-лет-нему заключению за хищение пяти тонн удобрений. Через год, когда он уже отбывал этот срок, ему добавили еще 10 лет за «экономические преступления», совершенные им в советское время. Однако сидеть ему пришлось гораздо больше. Хотя назначенный ему срок истек в 1996 году, поскольку, согласно законодательству, отсчитывался с момента ареста, всякий раз, когда наступало время выпускать его на свободу, Адылова судили снова: то за хранение наркотиков, то за неповиновение администрации (в 1997, 2001 и 2004 годах), и «накидывали» еще 3–4 года.

По неизвестным причинам его не коснулась ни одна амнистия. В итоге в независимом Узбекистане он отсидел 16 лет.

5 июня 2008 года в возрасте 83 лет Ахмаджан Адылов окончательно вышел на свободу. Он оказался долгожителем, в этом году Ахмаджану Адылову исполнилось 92 года.

В отличие от других фигурантов «хлопкового дела» — Р. Гаи-пова, К. Камалова, М. Мусаханова, Б. Рахимова Адылов не лишали звания Героя Социалистического Труда и других советских наград. Хотя пресса его откровенно демонизировала. Придумали даже термин — «адыловщина». То есть преступное превращение социализма в феодализм. В трактовке событий применялись обычные для сенсационной журналистики приемы. Гиперболы, сгущения красок — для борьбы с адыловщиной не жалели ничего. На телеэкраны вышел многосерийный детективный фильм «С любовью и болью» (1989), в котором главный преступник неуловимо напоминал товарища Адылова. Пахан, самовластный барон, гангстер… Всё это было грубым преувеличением.

Перестроечные разоблачения по адресу Рашидова, Брежнева и других высокопоставленных советских деятелей помогли сделать громкое имя многим ранее безвестным писателям, кинорежиссерам, поэтам, публицистам, журналистам, а также двум следователям союзной прокуратуры: Тельману Гдляну и Николаю Иванову. Последние буквально за считанные месяцы благодаря беспрецедентному пиару в СМИ сделали головокружительную карьеру. Уже в 1989-м году комиссия президиума Верховного Совета СССР пришла к выводу, что оба следователя насаждали порочную практику «огульных обвинений во взяточничестве, принуждения подозреваемых и свидетелей к даче так называемых "признательных" показаний путем необоснованных арестов, шантажа и запугивания… Гдлян, Иванов и приближенные к ним следователи нередко допускали оскорбления арестованных, унижение их человеческого достоинства и запугивание расстрелом».

В 1989 году, в дни первого Съезда народных депутатов методы расследования Гдляна подверглись серьезной критике — вплоть до заведения на него уголовного дела о нарушении законности при проведении расследований в Узбекистане. В 1990 году Гдлян был уволен из Генпрокуратуры, исключен из рядов КПСС. Однако в августе 1991 года дело Гдляна было закрыто. В декабре того же года президент Узбекистана Ислам Каримов помиловал всех осужденных по «узбекскому делу», отбывавших наказание на территории республики.

Жертвой активности Гдляна стал и Егор Лигачев — второй человек в партии. Он, конечно, не оказался под следствием, но даже косвенные намеки погубили блистательную политическую карьеру. Сам Егор Кузьмич рассказывал так:

«Сначала я воспринял нападки следователей Гдляна и Иванова как удар лично против меня, нанесенный с целью выбить из руководящего ядра партии, а заодно сделать на этом свои политические карьеры. Но когда к делу очень активно подключились средства массовой информации, уже имевшие в этот период ярко выраженную политическую окраску, мне стало ясно, что вопрос не только и не столько во мне лично, — речь идет о том, чтобы скомпрометировать Политбюро в целом! Затем понимание происходящего еще более углубилось.

Произошло это на первом Съезде народных депутатов СССР, когда в некоторых выступлениях впервые обнаружилось противостояние партии и Советов — кто выше? Когда я услышал эти выступления, мне сразу стало ясно, что начинается какой-то новый этап общественного развития, не предвещающий стране и народу ничего доброго. Нападки Гдляна представили в новом свете: готовится атака на КПСС, задумывается антикоммунистическая кампания.

А время шло вперед. И стало очевидным, что прицел взят еще выше! После легализации антикоммунизма обнаружилось главное направление удара со стороны тех политических сил, которые поддерживали Гдляна и Иванова. Вовсе не стремясь возвеличить собственную персону, — мне это вообще не свойственно, — обязан всё же сказать, что именно я был тем человеком в Политбюро, который постоянно выступал в защиту социалистических принципов, против частной собственности и безработицы.