Книга Санара. Новая руна - Вероника Мелан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Будто час назад отлили…»
Я видела в ней себя. Послойно, многогранно, со всех углов сразу – уму непостижимо. В центре неточный уже, потому как исчезающий силуэт человеческой Леа – угасающий луч. Поверх человека наслоен сильный сияющий абрис – Нова. Она не исчезнет никогда, однажды просто отправится в путешествие. Странная пара: гибрид из ослабевшей до предела девчонки и сущности, чья жизнь не имеет конца.
«Двое суток, – вдруг поняла я с предельной точностью. – Человек во мне перегорит за двое суток…» Скользнула внутри разбавленная досадой печаль – как мало…
Зря я надеялась, что смогу здесь помочь. Аиду все-таки придется посмотреться в эту поверхность. И да, он увидит в отражении того, кем является на самом деле – презирающего людей за грехи судью, судью, который когда-то давно осудил в первую очередь самого себя. Сложно. Прежде чем обрести ответ на вопрос, кто же он на самом деле, ему придется пробраться через множество слоев тьмы – раньше бы ни за что, теперь… Теперь у него есть шанс, теперь он другой.
На себя я смотрела долго. Никогда и нигде не ожидала увидеть отражение сути Леа-Новы – прозрачного призрака, наделенного сверхсилой.
«Вот я какая…»
Струился по моей коже силуэт волшебного человека, тот самый свет, который когда-то давно я наблюдала в ночи. Это он, этот свет, оставлял за собой радужный флер, который четырехлетняя девочка тщетно пыталась поймать. Дразнящий сияющий шарф.
Скоро я разъединюсь вновь.
– Отрази ему и все хорошее, что в нем есть, – попросила древний артефакт, видящий правду.
Поверхность потемнела. Потому что растворялась во мраке тронного зала я сама, собираясь двигаться мимо охраны на выход.
Рябь беспокойства внутри меня самой ощущалась наждачной бумагой. Вреда не наносила, но царапала кожу, отвлекала. Погруженная в мысли о предстоящей Аиду проверке, я не сразу обратила внимание на то, что уже несколько секунд дергает меня за невидимый рукав интуиция – остановись, мол.
Я замерла.
Пустой длинный коридор, никого. Тихо, но ходят волнами от сквозняков гобелены на стенах.
И вдруг почувствовала его – вделанный в каменную кладку камень у самого потолка. Кристалл. На вид – обычный булыжник, на деле – подавляющий волю луч. Интересно… Будучи прозрачной, я начала погружаться во все стены замка сразу – в потолочные балки, на этаж ниже, еще… столовая, гостиная, спальни, куча спален…
Я отыскала их шестьдесят восемь – магических «подавителей» разной направленности.
«Так вот ты какой, местный Чародей…»
Сколько же времени ему понадобилось, чтобы так тщательно себе на пользу оснастить королевское жилище? Амулеты везде: в каменьях люстры бальной залы, в тканных золотыми нитями коврах спален, в инкрустированных фужерах, что подаются на стол ежедневно, даже среди алмазов в обивке парадных плащей…
Так-так… Пришлось задуматься. Нейтрализовать все это «добро» я могла, но не стала. Составлю Аиду список, пусть приложит к прошению о дознании, использует, как доказательство недобросовестности дворцового служителя, занимающего магический пост. И если Чародей от «клеветы» покупателей заговоренных предметов отбрехаться сможет, то за подобное деяние короли сами назначат ему казнь. Интересно, какими они были, эти три брата, до того как их превратили в ведомых чужими самоцветами кукол? Сколько ж лет они под «облучением»?
Триала, дворцовые дела и ее подпольные интриги и раньше не казались мне привлекательными, а теперь и вовсе вызывали отторжение.
Истинная власть не требует себе доказательств, не ищет возвышения за счет унижений и не видит прелести в идее манипулирования.
Но Провидец пока еще слишком далек от этого понимания.
Мне же пора на выход. Слишком много дел, а суток осталось всего двое.
(Isabela Merced, Danna Paola – Don't Go)
Дела делами, а обед по расписанию.
Когда человек забывает делать паузы, наполненные приятными вещами, он превращается в станочника: жмет кнопки, двигает рычаги, знает о том, что плетет ковры, но больше не видит ни их чудесного рисунка, ни мягкости. Не помнит о том, что предназначение любого дела есть наслаждение процессом, а не бег до гроба с надписью: «Когда-нибудь отдохну».
Кофе здесь подавали чудесный. Пена высокая, плотная, горячая и сладковатая; аромат – хоть в кулон запечатывай.
Отсюда я и позвонила Юнии, решила порадовать себя двумя вещами – вкусным обедом и продуктивным общением. Когда на том конце отозвались, сообщила, что сейчас – единственный момент, который я смогу ей уделить.
Она примчалась пятнадцать минут спустя. Все такая же чинная, аккуратная, почти не запыхавшаяся или отчаянно пытающаяся сохранить лицо человека достойного, неспешного. Рамки, рамки, такие, что ее меж них уже почти сплющило.
– Добрый день!
На стоящий напротив стул она уселась, предварительно повесив на спинку сумочку, бросила взгляд на меню.
– Привет. Закажи себе что-нибудь.
Просьба официанту последовала сразу же, без раздумий:
– Чай с розовыми бутонами.
Выбор ее матери. Хороший. Мне же подумалось: «А пробовала ли ты что-то еще? Свое, другое по вкусу?»
Мой кофе отдавал неуловимым набором специй – щепоткой миндаля, стружкой тропического ореха и чуть-чуть горьким шоколадом. Создатель этого напитка был однозначно увлечен поиском гармоничного сочетания и почти отыскал его. Я оставлю ему подсказку на салфетке с единственным словом «лимана» – он поймет. Пыльца этого цветка сладкая, чуть пряная, с цитрусовой ноткой. Изумительно впишется.
Юния сидела чинно, как полагалось даме – руки аккуратно сложены на столе, маникюр идеальный, обновленный утром; одно тонкое колечко, чтобы не перегружать образ. Каблук у ботинок средний, чтобы и женственно, и удобно, пиджак светло-серый; выражение на лице дружелюбное – так учила Майя. И оно прилипло к ее дочери, это выражение, как и вежливая доброжелательность, интеллигентность, желание быть правильной и очень полезной.
– В этом и заключается для тебя «женщина»? – поинтересовалась я без предисловий.
– В чем?
Девчонка моргнула, и где-то в глубине ее взгляда мелькнуло смущение.
– Неважно, – я улыбнулась, – давай без тем издалека, у меня, к сожалению, не так много времени. Расскажи мне, чего ты хочешь? Сформулируй еще раз четко и ясно.
Моя собеседница открыла рот, как ребенок перед золотой рыбкой, и… закрыла его.
«Нравиться себе? Нравиться ему? Чтобы все получилось? Чтобы до свадьбы, трое детей, верность до конца…» – она не знала, о чем хотела попросить. Но знала я.
Принесли чай розоватого оттенка, поставили на стол большую фарфоровую кружку, сито, положили рядом с блюдцем серебряную ложку.
