Книга Прекрасное видение - Анастасия Дробина

– Я его не трогал, уважаемая. Он сам упал и ударился…

Стелла с силой вырвалась из рук Барса. Всем телом повернулась к Тони. Тот, нервно всхлипывая, еще вытирал кровь с лица. Поймав взгляд Суарес, вялым жестом указал на край подоконника, о который, по всей видимости, ударился, падая. На лице Стеллы появилось озадаченное выражение. С минуту она переводила воспаленный взгляд с Тони на меня и с меня на Барса. Затем устало махнула рукой, начала было снимать пальто, но, избавившись лишь от одного рукава, неловко, боком осела на стул, закрыла лицо руками и заплакала.

Я ушла в прихожую, чтобы раздеться. Что-то подсказывало мне, что мы задержимся здесь надолго. Моя дубленка была вся в снегу. Я, как могла, отряхнула ее на лестничной клетке, повесила на вешалку. Курить хотелось страшно, и я взяла из сумки пачку сигарет.

Когда я вернулась, мизансцена уже изменилась. Стелла больше не плакала, хотя глаза ее были красными и мокрыми, а растрепанные волосы налипали на щеки. Пальто она так и не сняла. Барсадзе поместился напротив нее за столом и выглядел, как всегда, невозмутимым. Тони по-прежнему сидел у батареи, уткнувшись головой в колени. Ни Стелла, ни Барс не обращали на него внимания, о чем-то негромко говоря. Подойдя, я прислушалась.

– … и что я должна была делать, по-вашему? – Стелла резко смахнула волосы с лица, зашарила по столу в поисках сигарет. Я подсунула ей под руку свою пачку, и Суарес машинально вытащила одну. – Когда он мне рассказал обо всем, я чуть не умерла со страха! Ввязаться в такое! Я, конечно, видела, понимала, что происходит… И знала: будет что-то подобное! Еще когда он только появился в Москве – знала!

Тони с пола подал какую-то робкую реплику по-испански, но яростный поток брани Суарес заставил его замолчать.

– Я всегда говорила Пресьосе: «Ты ему много позволяешь! – едва переведя дыхание, продолжила Стелла. – Ты распустила мужа, распустила любовника, распустила родню – и сына ты тоже распустишь!» Но она же не слушала, никого никогда не слушала! И сделала из сына – вот что! Уже в шесть лет он знал, что ему все разрешено! Что его желания – закон для всех! И – вот… А Пресьоса, эта овца, ни о чем не думала! Ему надо было убить человека, чтобы она испугалась!

– Тони?.. – ахнула я. Моралес не поднял головы. Я увидела, как дрогнули его плечи.

– В восемнадцать лет, – отчеканила Суарес, метнув на племянника полный отвращения взгляд. – В Морон-де-ла-Фронтера, в баре. Не поделили девчонок. Потом говорил, что не хотел убивать, но какая уж тут разница? Драка была большая, но все видели, кто ударил ножом. До полиции не дошло – цыгане не любят впутывать власть в свои дела. Тот парень тоже был цыганом. Его братья поклялись отомстить. Пресьоса перепугалась и позвонила мне в Москву. Она – моя сестра, я не могла отказать. Я сказала: «Присылай его сюда».

Барсадзе медленно кивнул головой. Дождался, пока Стелла возьмет в рот сигарету, дал ей прикурить. Та несколько раз судорожно затянулась, поперхнулась дымом, закашлялась.

– О, черт возьми… Carrajo. Ну вот… Здесь ему сначала было плохо – чужая страна, по-испански никто не говорит, холод, грязь. Закатывал мне истерики, кричал, что плюнет на все и вернется в Андалузию, грозился вскрыть вены… Спасибо, появилась Ванда. Наверно, мне надо было ее предупредить. Но мне показалось – Антонио изменится… Сначала все было хорошо – он работал, почти не пил, кажется, влюбился по-настоящему… Я молчала. Я не думала… Я… Я любила Ванду, я очень ее любила, это правда! – вдруг горестно вырвалось у нее. Стелла бросила сигарету в пепельницу, снова заплакала.

Барсадзе, нахмурившись, ждал. Стоя у стены, я видела его потемневшее лицо.

– Перед тем как… это случилось, мы не общались почти год. Антонио ушел из ансамбля, заявил, что проживет и без меня, что ему ничего не нужно. У меня тоже лопнуло терпение. В конце концов, ему уже было двадцать шесть, и к России он привык. Я, конечно, видела, что у него за друзья, понимала, что он сидит на наркотиках… Но что я должна была делать?! У меня была работа, ансамбль, четыре профессиональные пары, мы должны были лететь в Америку! Нужно было бросить все и бегать за этим мерзавцем? Упрашивать его не ломать свою жизнь?!

– Тебя никто не просил! – крикнул Тони. Его голос прозвучал неожиданно, я вздрогнула, обернулась. Лицо Моралеса было бледным, напряженным. На шее часто колотилась сизая жилка.

– Замолчи, – не глядя на него, сказал Барс. Голос прозвучал тихо, но мурашки по спине побежали даже у меня. Тони невольно отодвинулся к стене, снова затих.

– Я послала к черту и его, и Пресьосу, – сдавленно сказала Суарес. – Но когда ко мне на репетицию пришли эти девочки – испугалась. По чести сказать, я решила, что он убил Ванду. Он – мог… Особенно если не получил дозы перед этим. Всю ночь я прозвонила ему, утром помчалась к нему домой, подъезжаю – а эти уже там!

«Эти» явно предназначалось мне. Я вспомнила зимнее утро неделю назад, когда мы с Бесом подъехали к дому Моралеса. Опоздай мы на пару минут – и кто знает, как развивались бы события. На ум пришел разговор Моралеса и Стеллы, подслушанный мной тогда в прихожей. Тихий, спокойный разговор на испанском, так отличающийся от громов и молний, потрясающих квартиру за полчаса до этого. Тогда мне и в голову не могло прийти, что Суарес разыгрывает спектакль.

– Я видела этого… Беса, – словно подтверждая мои мысли, глухо сказала Стелла. – Он убил бы Антонио, если б узнал. Я не могла, поймите, не могла этого допустить! Пресьоса – моя родная сестра, этот мерзавец – ее сын! Что я должна была делать, что?! И про вас я тоже знала! – Это уже адресовалось Барсу. – Девочки сказали, кто вы! Разве вы не хотели его убить?!

Барс неопределенно пошевелил пальцами, пробормотал, что раньше надо было, а теперь уже что ж… Стелла встала, подошла к подоконнику, плеснула в один стакан вина, в другой – воды из чайника. Стакан с водой, не глядя, протянула Тони. Тот жадно выпил, давясь и роняя капли на пол. Затем напомнил:

– Мне нужна доза… Ты обещала.

Несколько секунд можно было ожидать, что бутылка полетит Тони в голову. Но Стелла все же сдержалась. Пробормотав сквозь зубы «merda», поставила вино на подоконник, вернулась за стол. Полный стакан придвинула Барсадзе. Тот поблагодарил кивком головы, отпил немного. Затем Стелла налила вина себе и мне.

– Стелла Эрнандовна, – воспользовавшись паузой, вмешалась я, – но что же все-таки случилось?

– Что случилось? – устало переспросила Стелла, пригубливая из стакана. – Случилось то, что ему постоянно нужны были деньги. Того, что давала Ванда, уже не хватало. Работать он не умел и не хотел. А девочка все еще чего-то ждала. Хотела поехать с ним в Испанию, остаться там… Однажды она ему рассказала про икону своей прабабки. Кажется, это была очень древняя и дорогая вещь. И вот это дерьмо, – резкий жест в сторону Тони, – решил заработать!

Тони что-то недобро пробормотал по-испански, отворачиваясь к стене. Я увидела, как заходили желваки на его скулах.

– Я не знаю, откуда Ванда узнала про все. Но она примчалась к нему домой с пистолетом и пообещала, что его мозги будут на стене. Я правильно говорю? – жестко спросила Стелла у Тони. Тот подтвердил хмурым кивком, еще ниже опустил голову. Стелла продолжила: – Пистолета он бы не испугался. Но его уже ломало, нужен был героин, а Ванда приносила его каждый раз. Она предложила: героин после рассказа обо всем. И он рассказал ей. И даже назвал адрес своих дружков. Они должны были передать икону и получить деньги.