Книга Узелки - Евгений Гришковец

Прошло, по моим ощущениям, минут сорок или около того, часов у меня с собой не было, а спросить экскурсовода я постыдился, как мне наскучило происходящее, надоел монотонный рассказ и однообразие мрачных катакомб. Мне было уже достаточно увиденного, я понимал, что дальше будет то же самое, я захотел пить и выйти на тёплый, ветреный воздух и солнечный свет. Но мы шли и шли.

– Давайте здесь остановимся! – сказала вдруг экскурсовод особенно многозначительно.

Ребята из лагеря к этому времени уже все устали, совсем перестали переговариваться между собой, им перестали быть интересны фонарики, и они несли их просто в опущенных руках, освещая себе ноги. По команде экскурсовода все остановились совершенно безмолвно.

– Сейчас мы находимся в самой середине нашего маршрута, – торжественно сказала она, и услышала печальный, жалобный общий полувыдох, полустон. – Мы выйдем из каменоломен не там, где вошли, а с другой стороны… Прошу вас задуматься о том, что мы сейчас на равном расстоянии от входа и выхода… Над нами и под нами только камень и вокруг камень… Сюда никогда не долетали звуки птичьих голосов, гром грозы, свист ветра… Сюда никогда не проникал и никогда не проникнет свет солнца и звёзд. Тут царит вечная и абсолютная тишина и тьма… Вы понимаете меня?

Мы молчали.

– Думаю, не вполне понимаете… – Она замолчала на несколько секунд. – Смею предположить, мои юные спутники, что многие из вас никогда не бывали в подобных условиях… И в связи с этим у меня есть предложение… Поверьте мне, если вы сделаете то, о чём я вас попрошу, то не забудете этого никогда в вашей долгой и, я надеюсь, счастливой жизни…

От себя могу сказать, что она не обманула, я не забыл того, что произошло следом, и не забуду. Мало кому из случайно встреченных людей, чьих имён не знаю я, так благодарен, как той миниатюрной женщине с короткой тёмной стрижкой, в светлом платье и белых теннисных туфлях. Случались в моей жизни незнакомцы, которые оказывали неоценимую помощь, внимание, заботу, благородство… Случались и исчезали. Всем им я храню самую искреннюю благодарность. Но то, что сделала тот экскурсовод, не было помощью или проявлением заботы… Она оказалась таинственным событием, удивительно своевременным знаком, не случись тогда которого, то не знаю, как обернулось бы всё…

– Вот что, друзья! – после короткой паузы продолжила экскурсовод. – Давайте сейчас все вместе на одну минуту выключим фонари и, затаив дыхание, помолчим… Если у вас есть то, что может светиться кроме фонариков, спрячьте это и не доставайте… Давайте побудем минуту в абсолютной, кромешной темноте… Нигде там, в вашей обычной жизни, такой темноты добиться нельзя… Даже ночью всё равно какой-то свет пробьётся сквозь шторы, под дверь, в какую-то щель… Даже огонёк лампочки холодильника на кухне даёт хоть чуть-чуть, но свет… А тут света не будет совсем… Понимаете меня?.. Совершенно… Ну что? Готовы?.. Выключаем!..

Почти все фонари погасли разом, остались гореть четыре, потом один за одним погасли и они. Один, второй, третий, последний… Стало темно. Под чьими-то сандалиями поскрипывали камешки, кто-то сопел, я слышал собственное, не слышное никому дыхание. Всё скрылось, всё превратилось в непроглядное.

Я знал темноту. Я устраивал её в туалете. Прокладывал щель под дверью пальто или одеялом, чтобы не засветить фотоплёнку, которую надо было зарядить в специальный бачок для проявки. Но тогда свет был за дверью. Рядом. А тут его не было.

Я ощутил тогда всю пройденную в темноте дорогу и дорогу, которую предстояло пройти до выхода. Я не помнил пройденного и не знал, куда и как следовало идти дальше. Вся тьма уходящих в сторону коридоров, мимо которых мы прошли, навалилась на меня. Толщи, нависающие надо мной и уходящие к центру земли из-под ног, ощутились сплошной тьмой, без единого просвета. Я даже почувствовал, что вдыхаю темноту. Я потерялся в этой сплошной тьме… Исчезли мои руки и ноги. Я пошевелил пальцами свободной от фонарика руки. Они шевелились где-то далеко во тьме. Я утратил границы собственного тела…

Но самой тьмы я не увидел. Чёрной темноты для меня не произошло. Да, не было видно ничего совсем. Но и тьма не настала… Я видел свет… Световые пятна… Тогда я зажмурился, я захлопнул глаза… Ничего не изменилось, только световые пятна стали ещё ярче… Этот свет был у меня внутри… В моей голове…

Я понял, что вижу солнце, на которое посмотрел перед тем, как шагнуть под своды каменоломен… Подобное случалось, когда я долго смотрел на лампочку, на огни фейерверков или бросал взгляд на электрическую сварку. После этого, даже зажмурившись, я видел яркие огни, но не придавал этому значения.

Но там, в глубине горы, в прорубленных тысячелетия назад древними греками катакомбах я увидел за закрытыми глазами солнце. Тогда я открыл глаза, солнце, сияющее во мне, не померкло. Это было потрясающе… Это было удивительно и непостижимо…

«Свет остался во мне, – понял я. – Я видел солнце, я смотрел на него, и поэтому свет сохранился во мне… Как электричество сохраняется в батарейке или аккумуляторе… Я сохраняю свет… Я – чудо!!! Я – чудо!!! Я чудесно устроен!.. Я сам не знал о том, как удивительно я устроен… Я живу… Жизнь – это чудо… Я знаю… Я много чего знаю, читал и помню… Но это всё чепуха… Я ещё храню в себе свет… Я не могу увидеть абсолютную тьму… Как же не забыть то, что я сейчас понял!!! Как не потерять этого, когда я вернусь туда, где автобусы, где… Где вся эта жизнь… Я – чудо! Господи… Я чудесное живое существо…»

Думал я, совсем не думая о Боге…

Не помню дальнейшего. Не помню, как закончилась минута темноты, тишины и были включены фонарики. Не помню, как вышел из каменоломен. Всё было не важно…

Помню зато, помню всем сегодняшним собой, как и вечером и ночью, не в силах оторваться от переживания великого открытия света в себе, хотел, жаждал, пытался мысленно написать стихи, чтобы выразить суть того открытия… Ничего не получалось и не получилось… Но жажда эта не покинула меня. А знание моего чудесного устройства не улетучилось… Не забылось. Оно то мучило, то возбуждало… И продолжает.

Спустя долгие, бесконечно долгие десять лет после обнаруженного в себе света в кромешной тьме каменоломен, после окончания великого детства, после скоротечной юности, после столкновения со взрослой жизнью и травм от этого столкновения… Тогда, в эпоху великолепной молодости, мне попала в руки книжка стихов Осипа Мандельштама… Среди прочих прочёл я тогда стихотворение:

Я блуждал в игрушечной чаще И открыл лазоревый грот… Неужели я настоящий И действительно смерть придёт?

Прочитав это, я отложил книжку.

«Это именно те стихи, которые я тогда так хотел написать… Это они… – подумал я. – Хорошо, что я не знал, что они уже написаны…»

Мне стало тогда весело.

Я это ясно помню.

Всё. Эта книга закончена.