Книга 1972 - Евгений Щепетнов

А ситуация была откровенно дерьмовенькая. Некто, вооруженный автоматической винтовкой или пистолетом-пулеметом, в просторечии именуемым «автомат», устроил засаду на въезде в мой город, справедливо считая, что порешить меня лучше всего не дома, где я просто-таки увешался всевозможным оружием и готов к отражению любого штурмового отряда, а вот тут, на возвращении из города, с телестудии. Ясное дело, что туда я вряд ли пойду вооруженный для основательного боя. Ну а пистолет – это лишь утешение для того, у кого нет автомата. Например, можно застрелиться, чтобы потом не шибко мучиться.

Первым движением щупаю шею Пабло, уткнувшегося лицом в руль. Пульс есть, но грудь окровавлена, впрочем, как и спина. То ли в спину саданули навылет, тот ли наоборот, но результат один – Пабло тяжело ранен.

Следующее, что сделал, – открыл перчаточный ящик, или, как у нас его называют, – «бардачок». Здоровенный такой ящик! Там раньше стояли то ли серебряные, то ли посеребренные рюмки. Каждый уважающий себя владелец «Кадиллака» должен иметь с собой рюмки! Вдруг кого угостить захочет – а вот они, рюмашки! И только русский писатель хранит здесь «кольт М1911» в наплечной кобуре и два набитых патронами магазина. Плюс пару пачек патронов. А еще – два ножа, метательный и боевой. У меня везде распихано оружие. Я не оставляю все на волю случая. Оружие должно быть в пределах доступности!

Кольт Пабло на нем, в такой же, как у меня, наплечной кобуре, но добраться до него сейчас почти невозможно. Пачки патронов в карманы куртки, наплечную кобуру через плечо на шею, нож метательный в карман, боевой – режет ремни. Острый, как бритва, этот «Кабар», мне он всегда нравился. Достаточно простой, невычурный, прочный, как зубило, и в темноте не блеснет. А это очень-очень важно!

Слышу голоса. Пока никого не вижу, нападавшие где-то за срезом дороги. Добивать идут. Спасибо тебе, «кадди», крепкая ты штука! Если бы это была машина двухтысячных годов – сейчас вместо автомобиля лежала бы только груда железа с вкраплениями свежего мяса. А так… хриплю-сиплю, грудь болит, но я живой и могу двигаться! И делаю это как можно быстрее.

Освободить Пабло – ремни режутся «Кабаром», как нитки. Кстати, хорошо, что это «кадди», другие американские машины совсем не все оборудуются привязными ремнями безопасности. Только вот такие дорогие модели. Все впереди… Ремни нас и спасли после удара.

Вытаскиваю Пабло, он висит как кукла, и у меня в груди растет и тяжелеет свинцовый ком – не дай бог помрет! Как я скажу об этом Лауре? Это ведь все из-за меня, точно! Не на Пабло же охотились!

Действую на автомате – подхватываю раненого на плечо, отмечая для себя, что не зря все-таки истязал организм на железяках-тренажерах, и бегу. Бегу что есть мочи – туда, где в ста метрах от дороги виднеется что-то вроде небольшого леска. Преследователи включили фонари, освещают дорогу, разбитый автомобиль, потом фонари на несколько секунд исчезают, прячась в канаве и оставив после себя только сияние, будто в кювете кто-то включил настольную лампу.

Это дало мне дополнительные секунд десять – пока спустились, пока рассмотрели, что ремни разрезаны – вот уже время и прошло. А я бегу. Небыстро, тяжело, задыхаясь под тяжестью напарника, и у меня вроде как глюки, дежавю – было! Ведь было уже! Вот так же бежал к зеленке, а позади духи, позади смерть, и бежать уже нет сил, ноги ватные, отказывают, но… стоит поддаться, стоит дать слабину – и конец. И не только тебе, но еще и тому, кто тяжелым грузом лежит у тебя на плече. А это главное. Сам ты можешь сдохнуть, ты себе хозяин – своей жизни и своей смерти. Но тот, кто не может решать, – ты за него отвечаешь. Я на войне не бросаю. Сейчас, сейчас, Пабло… пристрою тебя, и тогда повоюем! Суки, они пожалеют, что первым не меня зацепили! Ох и пожалеют!

Меня заметили, когда я уже вбегал в лес. Очередь ударила грамотно – рядом, сбивая ветки и обрушивая на меня дождь снега и кусочков отщепленной коры. Показалось или нет – услышал, почувствовал удар пули в Пабло. Он и сейчас меня прикрывает, лежа на моей спине.

Эх, Пабло, Пабло! Вот тебе и кино! Вот тебе и будущее! Да что же это такое делается?! Гады, вы дадите людям жить, в конце-то концов?! Ну чего, чего вам не хватает? Денег? Да когда вы ими нажретесь, гниды?!

Шаг… и падаю, лечу вниз! Овраг! Скатываюсь, кувыркаясь, поднимая снежные волны!

Бабах! Аж сознание помутилось. Дерево на самом дне – свалилось, лежит почти вдоль – об него и шандарахнулся. Секунды две отхожу от удара, щупаю кобуру… да мать-перемать! Пистолета нет! Улетел в сугроб, и сейчас, в темноте, хрен найдешь! «Кабар» тоже вылетел хлопотливой птичкой! Вот теперь писец. Теперь – точно писец!

Спокуха! Без паники! Ствол есть у Пабло! Ползу к моему напарнику, щупаю… точно, есть! Слава богу! Дергаю из кобуры, сую за пояс. Выдергиваю и запасные магазины. Ощупываю свои карманы – одной пачки патронов нет. Выпала. Хрен с ней! Метательный нож на месте. Если что – я им резать могу. Жаль «Кабара», но плевать.

Снова щупаю пульс Пабло. Живой, курилка! Выносливый, лосяра! Заталкиваю его под дерево, сосредоточенно забрасываю снегом, напоминая сейчас черта из «Вечера на хуторе близ Диканьки» – как он там устраивал метель. Хорошо дерево лежит – чтобы увидеть Пабло, надо спуститься, увидеть, раскопать. Но спуститься побоятся – они будут высвечивать фонарями и стрелять на движение. Знают, что мы вооружены, и знают, как мы стреляем. Обязательно знают – чую это. Нужно увести их от Пабло, а уж потом… потом разберемся, кто в лесу хозяин.

Бегу вверх по оврагу что есть сил. Бежать трудно – торчат ветки, стволы деревьев. Бегу минут пятнадцать, осматривая склоны оврага – где можно выбраться.

Одно дерево будто специально лежит так, что можно выбраться по нему из оврага, не оставив следов. При достаточной ловкости, конечно. Ну, должно же мне было повезти, черт подери!

Пабло жаль, но сейчас не до жалости. Если меня убьют – ему точно конец. Или кровью истечет, или замерзнет. Эх, до сотовой связи еще не додумались! Сейчас бы 911 позвонить! Вызвать подмогу!

Сзади, далеко, голоса и свет. Сердце сжалось – неужели спустятся и найдут Пабло?!

Следы по дну оврага. Видны мои следы. Что будут делать? Что бы я сделал на их месте? Спустился по склону? Склон там почти отвесный. Нет, не полезут. Следы мои ведут по дну оврага, значит, они побегут по краю оврага, чтобы перехватить меня и расстрелять сверху. Или просто слезть на дно оврага и пройти до того места, где мы скатились по склону. У меня фора – минут десять. А еще – адреналин кипит в крови. Я тренирован, силен, в отличной форме. Ушибся, да, может, даже ребро треснуло, но это все потом – сейчас я боли не чувствую. И холода не чувствую. Наоборот – от меня пар валит, как от мокрых валенок у печки.

Цепляюсь руками за шершавый ствол, ползу вверх. Ботинки скользят – чертовы ботинки! Парадные, для шоу! Гладкая кожа подошв! Мне бы сейчас мои кроссовки! И сбросить нельзя – отморожу ноги, хрен ли тогда от меня толку?

Забрался, сипя, как загнанная лошадь. Считай – на одних руках поднялся. Есть еще порох в пороховницах! Впрочем, чего бы ему не быть? Это номинально мне за пятьдесят, а на самом деле тридцатник, не больше! Барьерный возраст! «А потом начинаешь спускаться, каждый шаг осторожненько взвеся. В пятьдесят – это словно как в двадцать, ну а в семьдесят – словно как в десять». Песня, однако. Да что мне всякая чушь в голову лезет? Барды всякие? Об этом разве сейчас надо думать?!