Книга Лезвие сна - Чарльз де Линт

— Тебя это не затруднит?

— Нет, конечно нет. Я думаю, тебе там понравится. Ты себе не представляешь, сколько знакомых лиц я встретила за одно или два посещения. Даже твоего бывшего приятеля.

— Как его зовут?

— Джон Свитграсс.

Изабель напряглась. Возникший внутри холод сковал грудь, мешая дышать. Перед мысленным взором возникла охваченная пламенем картина.

— Но ведь это...

Она хотела сказать «невозможно», но вовремя спохватилась.

— Это так странно, — поправилась Изабель. — Я не вспоминала о нем много лет.

До вчерашнего дня. До визита Алана, до его предложения, разбудившего старых призраков.

— Теперь он отказался от прежнего имени, — продолжала Джилли. — Он называет себя Мизаун Кинни-кинник.

Изабель вспомнила давний разговор за ужином в Ньюфорде, рассказы Джона о племени кикаха и о значении имен. Напряжение в груди немного ослабло, но холод остался. Как Джилли могла его увидеть? Изабель выглянула из окна студии. Окружающий пейзаж менялся с каждым днем. Заросшие диким шиповником поля потемнели, лес за ними казался почти черным. Глядя на густые заросли, нетрудно было представить себе таящиеся в них секреты.

— Изабель, ты еще слушаешь? — окликнула ее Джилли.

Девушка машинально кивнула, забыв о том, что подруга ее не видит.

— Как он выглядел? — спросила она.

— Превосходно. Словно ни на год не постарел. Но у меня не было времени с ним поговорить. Я уже выходила, а он попался мне навстречу, и больше мы не виделись. Но я спросила о нем у Норы, оказалось, его друг держит маленький магазинчик, в котором продаются поделки индейцев кикаха. Ты должна с ним встретиться, как только переберешься в город.

— Я так и сделаю, — согласилась Изабель.

У нее всё равно нет выбора. И скорее всего Джон первым найдет ее в городе.

— Тогда я продолжу паковать вещи, — сказала она Джилли. — Через пару часов буду готова к отъезду.

— Поставлю дополнительный прибор к ужину. К тому времени, когда ты сюда приедешь, у меня, вероятно, будут всё необходимые сведения о «Joli Cceur».

— Спасибо, Джилли, ты бесконечно добра.

Но Изабель не смогла сразу же возобновить возню с вещами. Она повесила трубку, но осталась сидеть на том же месте, гладя Рубенса в попытке обрести хоть немного спокойствия от прикосновения к его мягкой шерсти и от тяжести теплого комочка на коленях. Она могла думать только о Джоне и прячущихся где-то в лесу призраках — странствующих свидетелях безвозвратно ушедшего времени, вырванных из прошлого, но не ставших частью настоящего. Они затаились в лесу и ждали. Но чего? Чтобы она снова вернулась к своему творчеству? Чтобы взяла в руки старую кисть, нанесла мазки на холст и пополнила их ряды новыми призраками?

Изабель так и не смогла до конца разобраться, она ли сделала их реальными с помощью своего творчества, или они были реальными с самого начала, а она лишь создала на холстах подходящие образы, чтобы дать им возможность появиться в этом мире. Но она твердо верила в их существование. Все эти годы она была убеждена в этом, как и в своей причастности к их переходу из одного мира в другой. Но, если Джон до сих пор жив, это всё меняет. И опровергает утверждения Рашкина. Перед ней встают новые загадки. Рашкин. Почему она до сих пор продолжает ему верить, несмотря на всё, что ей пришлось вынести? Но Изабель могла бы не спрашивать себя, она знала ответ заранее. Несмотря на всё, что сделал с ней Рашкин, даже для него некоторые вещи оставались священными. И он никогда не осквернил бы их ложью. Если не верить этому, то вообще нельзя ничему верить.

Она связана с теми блуждающими духами, которые с ее помощью пришли из другого мира. Это не подлежит сомнению. Изабель ощутила себя в центре паутины, каждая из нитей которой соединена с одним из призраков. Стоит закрыть глаза, и она может их увидеть. И если не ее творчество создало эту связь, тогда что же?

II

На темно-красном длинном диване посреди небольшой полянки, окруженной старыми березами, сидели две рыжеволосые женщины. Лесная полянка вполне могла сойти за гостиную — стволы берез вместо стен, небо вместо потолка и сотканный из цветов ковер под ногами. Несмотря на свежий ветерок, шевеливший кроны берез, на полянке воздух оставался неподвижным. Сюда никогда не проникал холод.

На белых ветвях висели фонари, но сейчас в них не было необходимости: солнечные лучи заливали полянку и придавали ей праздничный вид. Напротив дивана стояли два разных кресла с кедровым шахматным столиком между ними. Позади старшей из женщин стоял пустой книжный шкаф со стеклянными дверцами. Единственная книга сейчас лежала на ее коленях. Женщина держалась с величавой грацией. Ей можно было дать около тридцати лет, стройную фигуру подчеркивало длинное серое платье, а рыжеватая нижняя юбка сочеталась с роскошными волосами. Она словно сошла с одной из картин Уотерхауза — леди Шэлотта, опустившая руку в заросший лилиями пруд; Миранда, наблюдающая, как корабль разбивается о скалы на острове ее отца.

Ее компаньонка казалась вдвое моложе, по сравнению со своей стройной и ухоженной подругой она выглядела нескладной и неряшливой. Но несомненное сходство между ними заставляло предполагать, что перед вами сестры или мать с дочерью. Спутанные волосы девушки и выбранная ею одежда — поношенные джинсы и свитер не по размеру, свисавший почти до колен, объяснялись ее неуемной энергией. Ей было некогда причесываться и приводить в порядок одежду, когда вокруг было так много дел.

Но сейчас она притихла и сидела рядом со старшей женщиной на диване. Обе они не могли оторвать глаз от едва различимых фигурок, резвящихся на поле сразу же за березовыми стенами этой необычной гостиной. Рыжеволосые существа выпрыгивали из травы, ловили солнечные блики и впитывали в себя яркие лучи, пока сами не начинали светиться изнутри.

— Взгляни на них, Розалинда, — произнесла младшая. — Они новенькие. Наверно, еще помнят, как было там, в прошлом.

— Они слишком малы, чтобы хранить память, — покачала головой Розалинда. — Через какой-нибудь час они все могут исчезнуть.

Козетта печально кивнула. Она уже заметила, что некоторые фигуры стали почти прозрачными. Отдаленные холмы просвечивали сквозь тела или поднятые руки, блики озера пробивались через рыжеватый туман волос.

— А что ты помнишь из прошлого? — спросила она свою подругу, оторвав наконец взгляд от фигурок в поле.

Козетта никогда не уставала повторять этот вопрос снова и снова.

— Там была сказка, — задумчиво произнесла Розалинда, пытаясь вспомнить. — Много сказок. И одна из них — моя.

Козетта уже и сама не понимала, были ли сказки в ее прошлом, или она просто помнила часто повторяемые слова Розалинды. Она твердо знала только одно: в ее груди была постоянная боль из-за безвозвратной потери чего-то важного при переходе в этот мир.