Книга Не все леди хотят замуж. Игра Шарлотты - Диана Соул

– Король не любит шарлатанов, – поправила я.

– Слишком тонка грань слабого дара – и обманщика, – улыбнулся Велье. – Я был уже немолод, когда проснулся дар, и предпочел не рисковать. В моем возрасте ценишь тишину, покой и пыль на бумаге. А в Англикании необычная, вкусно пахнущая пыль.

– Но зачем вы все это мне рассказываете? – понизив голос до едва слышного шепота, спросила я, все еще нервно косясь на девушку на портрете.

Как живая… Она даже смотрела на меня таким глубоким взглядом, будто обвиняла, что я украла ее жизнь. Но я ведь и сама до вчерашнего дня ничего не подозревала…

Тогда откуда эти гадкие мурашки по спине и чувство вины?

– Я говорю это потому, что помню тебя совсем маленькой девочкой, видел, как твой отец воспитывал тебя и знаю, что Грем тебя очень любил.

Имя моего отца резануло слух: лорда де Вуара редко кто называл по имени.

– Я не знаю, кто подменил вас в самом детстве, – продолжил Велье и ткнул в бумагу. – Но сейчас я нутром чую, что Шарлотта де Вуар умерла двадцать пять лет назад, а ты взяла ее имя, позже став графиней Лестрейдской… И ты другая, чем-то похожая на меня.

– Что значит другая? Что вы имеете в виду? – пыталась понять я, и мой голос прозвучал громче, чем нужно.

Велье вздрогнул, а после схватил меня за предплечья и, придвинув к себе, в самое лицо торопливо зашептал:

– Не возвращайся во Франциссию. Это опасно. Останься в Англикании, тут безопасно для таких, как мы. Грем бы не хотел подвергать тебя опасности!

– Откуда вы знаете? – Дернувшись, я попыталась освободиться, но руки старого художника оказались неожиданно сильными. – Да и не мой он отец. Вы же сами догадались про это, раз смерть Шарлотты для вас очевидный факт.

– Он любил тебя и вырастил. Тебя, а не ее, – с нажимом произнес Велье и ткнул в холст. – И я не прощу себе, если хотя бы не попытаюсь предупредить тебя.

– Предупредить о чем?

– О даре. Неужели ты не ощущаешь его? – Он еще раз тряхнул меня за плечи и тут же выпустил, отступая на шаг назад.

Велье только что назвал меня магом, а я стояла и смотрела на него – будто передо мной только что взорвалась бомба, которая оглушила и контузила. Все было похоже на глупую шутку, хотя бы уже потому, что я в себе не ощущала ничего нового. Никакого дара.

Может, художник просто сошел с ума и бредит?

Но я видела своими глазами портрет Шарлотты и не могла не верить его словам… Все сходилось.

Неожиданно раздался стук в дверь, створки распахнулись и, не дожидаясь разрешения, в комнату вошла королева-мать Лизавета, собственной персоной и со свитой.

Все, что я успела, это загородила портрет Шарлотты де Вуар спиной.

– Ваше величество… – Я и Велье склонились перед королевой.

Лизавета обвела меня взглядом, чуть морща нос (плохой знак), и уставилась на мастера.

– Господин Велье, – с небрежностью обронила она. – Мне доложили, что вы в замке…

– Да, ваше величество, – ответил он.

Отрицать очевидный факт было глупо.

– И вы рисуете ее светлость графиню Лестрейдскую, – продолжила королева. – Может, поясните, с чего бы такое исключение?

Я сжала челюсти и опустила глаза. Королева говорила так, будто я не стояла от нее в нескольких метрах – видимо, факт написания моего портрета оскорбил ее до глубины души.

– Ваше величество, – начал Велье, мельком взглянув на меня и прося подыграть. – Этот портрет – предсмертное желание отца миледи. Как известно, при жизни он был моим другом, и я обещал ему. Однако по политическим причинам мне пришлось покинуть родину, и я не сумел сразу выполнить обязательства…

– Не продолжайте, – остановила жестом королева. – Не хочу слышать оправданий. Если вы нарисовали одного живого человека, хочу, чтобы и ради моего портрета сделали исключение. Отказы не принимаются.

– Но… – попытался возразить Велье.

Однако Лизавета даже слышать ничего не желала, зато решительно сделала шаг вперед.

– Покажите, я хочу взглянуть на портрет девушки, – заявила она, и мы с Велье синхронно, не сговариваясь, сомкнули плечи, загораживая ей обзор.

– Ваше величество, – заговорила я, нутром ощущая, что не мое лицо на портрете вызовет вопросы. – Если позволите сказать… но набросок не получился.

– Графиня права, – закивал Анри. – Мое зрение стало слабым, и я допустил оплошности…

– Ерунда, отойдите. – Наше поведение явно раздражало королеву-мать, а открыто не повиноваться ей было попросту опасно.

Пришлось сделать шаг в сторону и зажмуриться…

– И вправду… отвратительно! – нахмурившись, произнесла англиканка, склонясь впритык к холсту и требовательно протягивая ладонь кому-то из свиты. – Мое пенсне!

Ей тут же вложили окуляры, которые королева водрузила на нос и принялась придирчиво осматривать работу.

– Господин Велье, я была уверена, что вы работаете аккуратнее, – наконец выпрямляясь, заявила она и отдала очки обратно слугам. – Поставить такое пятно…

– Я… – начал художник и только после этого сам взглянул на холст.

Собственно, я тоже разглядывала его с удивлением. От наброска остались лишь смутные разводы. Угольные линии потекли и размазались, словно на них вылили стакан воды – особенно в районе лица нарисованной Шарлотты. Различимыми оставались лишь некоторые элементы платья и пейзаж за окном.

– Я же говорил, – на ходу ища оправдания, горестно заявил Анри. – Портреты живых – не моя сильная сторона. Теперь вы сами можете в этом убедиться, ваше величество.

– Мм-м, – сжала губы в тонкую полоску монархиня. – Пожалуй, я откажусь от портрета…

Весь вид ее излучал крайнюю разочарованность, а мой – озадаченность, потому что я не понимала, откуда взялось водяное пятно. Наверное, Велье это сделал магией, никак иначе.

Когда королева ушла, я буквально подлетела к другу отца.

– Как вы это сделали?

– Я?! – удивился он. – Нет, милая. Я ничего не делал, мой дар рисовать, а не портить изображения… Это сделала ты, то бишь вы, графиня. Что-то связанное с водой, подумайте об этом.

Вода… вода… при этом слове у меня не возникало никаких ассоциаций, кроме моря, кораблей, путешествий. Ну разве что одна деталь смутно всплывала в памяти – прогулка на лодке с отцом, мое падение в озеро и красиво расплывающиеся воланы платья…

– У меня болит голова, простите. – Я потерла и вправду начинающие ломить виски и села в свободное кресло.

Велье пристально посмотрел на меня, подошел к мольберту и снял с него испорченный холст.

– Тогда я должен уйти.

Художник сложил все свои вещи в один из сундуков, вызвал слугу из коридора и покинул мою комнату.