Книга Крестная мать - Звева Казати Модиньяни

Показался Джо и нарочито равнодушно произнес:

– Поехали! – Шон подозрительно радостно улыбнулся и распахнул перед Ла Манной дверцу автомобиля. Ирландец сел за руль, и они подъехали к воротам, распахнувшимся по радиосигналу.

Но Шон остановил машину перед открытыми воротами.

– В чем дело? – спросил Джо.

– Твои люди, – ответил ирландец и махнул рукой, показывая на следовавший за ними «Крайслер».

– Мои люди всегда едут со мной, – заметил Джо.

– На этот раз – нет! Мы организуем твою доставку. Ты же согласился приехать на встречу. Нечего и думать устраивать всякие штучки. Или едем, или нет.

Ла Манна проглотил оскорбление, распахнул дверцу машины и сделал знак рукой. «Феррари» пулей вырвалась на нью-йоркское шоссе, а перед «Крайслером» медленно закрылись ворота парка. Похолодало, с неба сыпался редкий снежок. Они молча проехали километров тридцать, с той скоростью, с какой позволяли двигаться снегоуборочные машины, работавшие на шоссе. Их огни прорезали сумерки, а мощные механизмы гудели в темноте. Ла Манна думал, сопоставляя факты, в голову ему приходило то одно, то другое, но ничем не мог он объяснить сегодняшнее приглашение. Он был не уверен в собственной безопасности, он вообще ни в чем не был уверен. Правда, он чувствовал – на жизнь его покушаться не будут. При нынешнем положении дел смерть Джо Ла Манны никому не нужна. Фрэнк Лателла знал: если хоть один волос упадет с головы Джо, семью Лателла сотрут в порошок. Фрэнк слишком умен и рисковать не будет. Но лучше приготовиться к худшему. Джо покосился на профиль ирландца. Лицо Шона выглядело абсолютно непроницаемым.

Джо, человек импульсивный, не владел искусством выжидания, но сегодня ему ничего другого не оставалось. Что хотел сказать Фрэнк, намекая на мага Гудини с его веревками и замками? «Феррари» ехала по отдаленным окраинам Манхэттена. Ла Манна прочел табличку: 125-я улица. Шон остановил машину у дома номер 235. Они оказались в самом сердце Гарлема.

– Какого хрена мы заехали к черномазым? – удивился Джо. – Что нам тут делать?

– Нам тут делать абсолютно нечего, – ответил ирландец, распахивая дверцу «Феррари».

Компания подростков подошла к машине, намерения их легко угадывались.

– Если оставишь здесь «Феррари», они тебе из одной машины сделают две.

Шон, не обращая на Джо внимания, обменялся взглядом с парнем, который, похоже, был у подростков предводителем: молодой негр в джинсах и в матросской куртке, баскетбольного роста, с хитрой улыбкой на заросшей бородой физиономии.

– Если сделают две, подарю тебе одну на годовщину свадьбы, – произнес Шон и тут же прикусил язык, опасаясь, что ляпнул лишнее.

Джо мог бы догадаться кое о чем по реплике ирландца, но не обратил внимания на его слова. Они зашли в подъезд девяти этажного дома, потом в лифт, изрисованный всякими гнусностями. Дом, недавней постройки, так же как и лифт, уже был изощренно, с умом, испорчен и изгажен. Все в Гарлеме за короткое время приходило в подобное состояние.

Они поднялись на последний этаж и вышли в слабо освещенный коридор. Откуда-то доносилась джазовая музыка. Шон позвонил в дверь, кто-то приник к «глазку», а потом дверь распахнула молодая красавица негритянка. Красное платье так облегало ее волнующие формы, что казалось нарисованным прямо на теле. Она одарила Шона нежной улыбкой.

– Похоже, тебе наш спектакль понравился, – сказала девушка, взмахнув длинными ресницами.

Шон вытащил из кармана сто долларов и сунул девушке за обширное декольте.

– Со мной друг, – сказал ирландец, – человек светский.

– Приличных людей сразу узнаешь, – ответила негритянка, намекая на щедрый дар Шона.

Она отступила в сторону, пропуская их в дверь. Прихожая вся сияла золотыми и красными красками: красные стены и потолок, золотая дверь, из-за которой слышалась джазовая музыка, золотой резной столик, на котором стоял канделябр с шестью свечами, освещавший прихожую неверным, колеблющимся светом. Девушка вынула из шкафчика два стакана, протянула их гостям. Шон дал ей еще двести долларов, негритянка заперла деньги в ящик. Джо разобрал надпись на стене: «Клуб «Мунлайт».

Девушка постучала в золотую дверь, и они вошли в зал, выдержанный в тех же тонах, что прихожая. Там были расставлены небольшие белые диванчики, обращенные, как в театре, к тончайшему тюлевому занавесу. За занавесом, в голубоватом полумраке, виднелись две фигуры: мужчина и женщина, оба цветные, в белых одеждах. Она играла на трубе, а он на пианино, напевая тягучим, томным голосом.

На каждом диване сидело по парочке, все белые. Две официантки в расшитых блестками откровенных нарядах разносили напитки. Многие курили, и сладковатый запах «травки» плыл в воздухе. Джо такой товар продавал, но сам не переносил; у него сразу же заболела голова.

Девушка нашла им место в последнем ряду.

– Вы едва успели, – с улыбкой прошептала она, – спектакль начинается.

Труба закончила мелодию длинной томной нотой, замолкли фортепьянные аккорды, и голос певца словно угас. Зрители негромко захлопали. Потом дуэт исчез с крутящегося помоста, занавес раскрылся, и на сцене появилась круглая кровать, закрытая пурпурной тканью, на которую было наброшено белое атласное блестящее покрывало. На кровати лежала женщина в золотой тунике, в гладком парике золотого же цвета. Труба хрипло выводила страстный блюз, ей медленно вторили ударные.

Раздвинулась боковая штора, и на сцену вышла собака – великолепный кобель борзой, снежно-белый, изящного сложения, с длинными тонкими лапами, элегантным торсом, аристократически вытянутой мордой. Женщина похлопала ладонью по покрывалу, и собака приникла к полу, навострив уши и застыв в недвижном ожидании.

– Царь, – прошептала женщина исполненным ласки голосом, – любовь моя.

Пес подошел поближе, запрыгнул на постель и вытянулся рядом с женщиной, а она лениво приподнялась, демонстрируя себя публике. Движения ее были полны страстной чувственности.

– Сисси, – пролепетал Ла Манна, узнав женщину. – Сисси, – повторил он, собираясь встать.

– Подожди, – остановил его голос за спиной. – Самое интересное впереди.

Тяжелая рука пригвоздила Джо к стулу. Он обернулся и узнал Хосе Висенте Доминичи.

– Полюбуйся на спектакль, мерзавец, – произнес Хосе Висенте.

Тем временем собака встала и приблизила к женщине морду. Та улыбнулась, поцеловала животное и простонала:

– Царь, красавец мой, сними с меня одежды. – Пес осторожно зажал зубами край туники и стянул ее с женщины. Тело ее засияло ослепительной, великолепной наготой. Борзая отволокла тунику на белый бархатный пуфик и снова подошла к постели, внимательно глядя на женщину.

– Иди ко мне, Царь, – страстно произнесла Сисси, коснувшись рукой своего бедра.