Книга Прозрение - Урсула Ле Гуин

– Там у меня тоже крыши над головой не будет, – сказал я и подбросил в очаг еще кусок коры.

– Нет-нет. Они там славно живут. И крыши у них есть, и стены, и все такое. И кровати, и одеяла. Они меня знают, и я их знаю. Мы с ними друг друга не трогаем. Они меня хорошо знают! Потому и держатся от меня в сторонке. – Куга нахмурился и снова, как обычно, принялся бормотать: «Держатся в сторонке, держатся в сторонке…»

На следующий день он растолкал меня с утра пораньше, выложил на плоский камень у входа в пещеру мое коричневое одеяло, шелковый кошелек, полный монет, вонючую меховую шапку, которую не так давно подарил мне, и сверток с вяленым мясом.

– Ну, давай! – И он кивнул в сторону моих пожитков.

Но я застыл как вкопанный. Лицо Куги помрачнело, стало напряженным.

– Сохрани это для меня, – сказал я, протягивая ему шелковый кошелек.

Он задумчиво пожевал губу, помолчал и спросил:

– Боишься, что тебя из-за него убьют?

Я кивнул.

– Может, и убьют, – сказал он. – Это очень даже может быть. Воры, болтуны… Только и мне эта штуковина совсем ни к чему. Да и где мне ее спрятать-то?

– В коробке с солью, – подсказал я.

Глаза у него гневно вспыхнули.

– А где ты ее видел? – рявкнул он, охваченный неприязненной подозрительностью.

Я пожал плечами.

– Нигде. Я ее так и не сумел найти. По-моему, ее никто бы не нашел.

Это ему понравилось, и он засмеялся, широко раскрыв рот.

– Я знаю, – сказал он. – Знаю, что не нашел бы! Ну, ладно.

И тяжелый, покрытый пятнами, утративший свой первоначальный цвет кошелек исчез в его огромной ладони. Куга нырнул в глубины пещеры и довольно долго не появлялся. Затем он вышел оттуда, кивнул мне и сказал:

– Ну, давай, пошли. – И тут же двинулся в путь своей неуклюжей – он слегка прихрамывал – походкой; казалось, он идет довольно медленно, но на самом деле легко преодолевал огромные расстояния.

За лето я окреп, так что вполне поспевал за ним, хотя к вечеру и почувствовал себя совершенно измотанным, да еще и ноги себе стер.

У последнего ручья, где мы остановились, Куга велел мне напиться вволю. Затем мы перебрались через ручей, взобрались по пологому склону холма и остановились на вершине. Это был последний холм; дальше расстилалась просторная равнина, на дальнем краю которой виднелась темная полоска леса. Лес охватывал весь горизонт, утопая в голубоватой дымке, и не было ему ни конца, ни края. Солнце еще не село, но тени уже стали длинными и темными.

Куга тут же захлопотал: принес дров и разжег костер, причем большой костер, специально воспользовавшись сырым деревом, чтобы дым можно было заметить издали.

– Вот и хорошо, – сказал он. – Они скоро придут. – И сразу собрался уходить назад.

– Погоди! – не выдержал я.

Он остановился, явно испытывая нетерпение, и попытался меня успокоить.

– Ничего, ты просто подожди немного. Они скоро будут здесь.

– Я еще вернусь к тебе, Куга.

Он сердито помотал головой, повернулся и ушел, широко шагая по сухой траве и слегка горбясь, а через минуту уже исчез за деревьями на склоне холма в той стороне, где пылало закатное солнце.

В ту ночь я спал один у костра, завернувшись в свое коричневое одеяло и напялив меховую шапку, пропахшую дымом, и теперь этот запах был мне даже приятен. Я ведь исцелился, окруженный этой вонью.

Спал я тревожно, то и дело просыпался, а потом встал и снова разжег костер – не для того, чтобы согреться, а в качестве сигнала. К утру я снова задремал, и мне приснилось, что я ночую на холме Сентас, в крепости нашей мечты, и все остальные тоже там, со мной. Я слышал, как они шепчутся в темноте. А одна из девочек даже тихонько засмеялась… Проснувшись, я все еще помнил этот сон, и мне не хотелось упускать его из памяти, хотелось еще пожить там, в этом сне. Однако проснулся я, собственно, от жажды и теперь лежал, ожидая рассвета и уговаривая себя встать, пойти к подножию холма и поискать там воду.

Мы ведь никогда не ночевали на холме Сентас, думал я. Мы всегда спали рядом с домом, под деревьями. И всегда сквозь листву видели звезды. Мы, разумеется, не раз говорили, что хорошо бы хоть раз переночевать в нашей крепости, но так на это и не решились.

Глава 8

Я еще ни одного из них не успел заметить, а четверо уже окружили меня. Я едва успел проснуться. Я уже говорил, что лег спать на открытом склоне холма у погасшего костра, и вот теперь они стояли вокруг меня и не двигались, вынырнув из травы, из сероватого воздуха предрассветных сумерек, точно призраки. Я переводил глаза с одного на другого и боялся пошевелиться.

Они были вооружены, но не как воины – всего лишь небольшими луками и длинными ножами. Двое, правда, держали в руках еще и пятифутовые посохи. Вид у всех был весьма мрачный.

Наконец один из них спросил тихим, хрипловатым голосом, почти шепотом:

– Костер потух?

Я кивнул.

Он подошел, пнул ногой полуобгоревшие валежины, тщательно затоптал уголья и даже руками их пощупал. Я встал и принялся вместе с ним забрасывать кострище землей.

– Ладно, пошли, – сказал он. Я быстренько свернул свое одеяло, сунув внутрь остатки вяленого мяса, и нацепил на голову шапку из шкурок кролика и белки.

– Воняет-то как! – заметил один из этих людей.

– Не то слово, – подхватил второй. – В точности как сам старый Куга.

– Это он меня сюда привел, – сказал я.

– Куга?

– Значит, ты у него жил?

– Да, все лето.

Один внимательно меня осмотрел, второй сплюнул, третий пожал плечами; а четвертый, тот, что первым заговорил со мной, молча мотнул головой в сторону леса и стал спускаться по длинному пологому склону холма, ведя нас за собой.

У подножия холма протекал ручей, и я опустился на колени, чтобы напиться, но вожак с хриплым голосом ткнул в меня своим посохом и, не дав мне как следует утолить жажду, сказал:

– Хватит, и так весь день мочиться будешь. – Я поспешно вскочил и последовал за ним на тот берег ручья, под темную сень деревьев.

Шли мы очень быстро, часто даже бежали рысцой и лишь в полдень остановились передохнуть на небольшой полянке в чаще леса. Над поляной висел тяжелый запах крови. Стая стервятников, тяжело хлопая огромными черными крыльями, взлетела с чьих-то останков – на траве валялись кишки и черепа. Туши трех оленей, выпотрошенные и подвешенные высоко на ветвях дерева, блестели от покрывавших их мух. Мои спутники сняли туши и распределили груз так, чтобы каждому досталось примерно поровну. Затем мы снова пустились в путь, но теперь уже не так спешили. Меня по-прежнему мучила жажда, да и проклятые мухи продолжали роиться вокруг нас, соблазненные запахом мяса. Груз, который достался мне, был увязан не слишком удачно, а ноги мои, еще вчера истерзанные долгим путешествием и стертые в кровь, причиняли мне весьма ощутимые страдания. Извилистая тропа, по которой мы шли, была еле заметна в полумраке леса; вперед ее можно было разглядеть в лучшем случае на два-три шага. Вокруг росли огромные деревья с темными кронами; я все время спотыкался о вылезшие из земли корни; а когда мы наконец добрались до ручья, пересекавшего тропу, я прямо-таки рухнул на землю и припал к воде.