Книга Дневник - Чак Паланик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Даже когда они целовались, ты закрывал глаза.
А Мисти держала свои раскрытыми, глядя не на тебя, а на сережку в твоем ухе. Потемневшее почти до коричневого серебро, удерживающее связку граненых квадратных бриллиантов из стекла, мерцающего, зарытого в черные волосы, которые падали тебе на плечи, – вот что любила Мисти.
В тот первый раз Мисти все повторяла тебе:
– Цвет краски «серый Дэви» – толченый сланец. «Бременский синий» – гидроксид меди с карбонатом меди, смертельный яд, – говорила Мисти. – «Бриллиантовый алый» – йод со ртутью. Цвет «костяной черный» – жженая кость…
ЦВЕТ «КОСТЯНОЙ ЧЕРНЫЙ» – жженая кость.
Шеллак – дерьмо, которое тля оставляет на листьях и ветках. «Сажа газовая» – жженая виноградная лоза. В масляных красках используется масло, выжатое из грецких орехов или маковых семян. Чем больше узнаешь о художестве, тем больше все напоминает ведьмины рецепты. Все измельченное, перемешанное, запеченное – смахивает скорее на поваренную книгу.
Мисти все говорила, говорила, говорила, но это было спустя многие дни, в галерее за галереей. Это было в музее, когда ее картина с высокой каменной церковью была прилеплена к стене между Моне и Ренуаром. Когда Мисти сидела на холодном полу, впуская Питера между расставленных ног. Был вечер, и музей был пустынен. Идеальная Питерова черная шевелюра крепко прижималась к полу, он тянулся вверх, обе его руки забрались ей под свитер, разминая пальцами ее соски.
Обе твои руки.
Поведенческие психологи утверждают, что люди совокупляются лицом к лицу из-за грудей. Женщины с большой грудью привлекали больше партнеров, которым хотелось играть с грудью во время акта. От большего количества секса разводилось больше женщин, наследовавших большие груди. Это порождало больше секса лицом к лицу.
Сейчас, здесь, на полу, с руками Питера, играющими грудью, с его эрекцией, скользящей под штанами, с раскинутыми над ним бедрами Мисти, она рассказывает, мол, когда Уильям Тернер рисовал шедевр с Ганнибалом, переходящим Альпы, чтобы сокрушить Саласскую армию, Тернер построил его на своей пешей прогулке по окрестностям Йоркшира.
Еще один пример того, что всё автопортрет.
Мисти рассказывала Питеру все, чему учат по истории искусств. Что Рембрандт таким толстым слоем мазал краску, что люди шутили, что каждый его портрет можно поднять за нос.
Отяжелевшие от пота волосы свисали ей на лицо. Ее пухлые ноги дрожали, лишившись сил, но все держа ее. Всухую трахающуюся с выпуклостью в его штанах.
Питеровы пальцы сильней сжали ее грудь. Его бедра выгнулись, и в его лице мышца orbicularis oculi крепко зажмурила глаза.
Его треугольная мышца подтянула уголки рта вниз, обнажив нижние зубы. Его зубы, пожелтевшие от кофе, кусали воздух.
Горячая влага забила из Мисти, а Питерова эрекция пульсировала в штанах, и все вокруг замерло. У них обоих перехватило дух на одно, два, три, четыре, пять, шесть, семь долгих мгновений.
Потом оба сникли. Увядая. Тело Питера расслабилось на сыром полу. Мисти распласталась на нем. Одежда у них обоих слиплась от пота.
Картина с высокой церковью смотрела со стены.
И прямо тут – вошел охранник музея.
ГОЛОС ГРЭЙС сообщает Мисти во тьме:
– Работа, которую ты делаешь, принесет твоему семейству свободу, – говорит. – Никто из летних людей не сунется сюда десятилетиями.
Пока Питер однажды не проснется, Грэйс и Мисти – единственные оставшиеся Уилмоты.
Пока ты не проснешься, больше Уилмотов не будет.
Слышен неторопливый, расчетливый звук ножниц, которыми Грэйс что-то режет.
Три поколения плечом к плечу. Нет смысла восстанавливать семейное состояние. Пусть дом отойдет католикам. Пусть летние люди заполонят остров. Раз Тэбби мертва, у Уилмотов нет ставок на будущее. Нет вложений.
Грэйс говорит:
– Твой труд – дар будущему, и любой, кто попытается помешать тебе, будет проклят историей.
Пока Мисти рисует, руки Грэйс опоясывают чем-то ее талию, потом плечи, потом шею. Что-то трет ей кожу, легкое и мягкое.
– Мисти, дорогая, у тебя талия в семнадцать дюймов, – сообщает Грэйс.
Это лента-сантиметр.
Что-то гладкое проскальзывает меж ее губ, и голос Грэйс говорит:
– Тебе время принять пилюлю, – в рот тычется питьевая соломинка, и Мисти отхлебывает немного воды, чтобы проглотить капсулу.
В 1819-м году Теодор Жерико писал свой шедевр, "Плот «Медузы». В нем было изображено десять человек, потерпевших кораблекрушение, которые уцелели из ста сорока семи людей, дрейфовавших на плоту две недели с момента крушения корабля. В те времена Жерико только что бросил беременную любовницу. Чтобы наказать себя, он обрил голову. Не виделся с друзьями почти два года, ни разу не выходил в народ. Ему было двадцать семь, он жил в уединении и рисовал. Окруженный мертвецами и умирающими, которых изучал для шедевра. После нескольких попыток самоубийства, в возрасте тридцати двух лет, он умер.
Грэйс заявляет:
– Мы все умрем, – говорит. – Цель – не жить вечно, цель – создать вещь, которая будет жить.
Она раскатывает сантиметр по длине ног Мисти.
Что-то гладкое и прохладное скользит Мисти по щеке, и голос Грэйс предлагает:
– Попробуй, – говорит Грэйс. – Это атлас. Я шью тебе сарафан к открытию.
Вместо «сарафан» Мисти слышится саван.
Уже наощупь Мисти известно, что атлас белый. Грэйс режет свадебное платье Мисти. Перекраивает его. Заставляет его остаться на века. Родиться заново. Переродиться. Оно по-прежнему в духах Мисти «Песнь ветра», – Мисти в своем духе.
Грэйс говорит:
– Мы позвали всех летних людей. Как же, по приглашению. Твоя выставка будет самым крупным общественным событием за сотню лет.
Как и ее свадьба. Наша свадьба.
Вместо «приглашение» Мисти слышится – как жертвоприношение.
Грэйс говорит:
– Твой труд почти готов. Осталось закончить всего восемнадцать картин.
Чтобы вышло ровно сто.
Вместо «труд» Мисти слышится труп.
СЕГОДНЯ ВО ТЬМЕ по ту сторону век Мисти срабатывает пожарная сигнализация гостиницы. Одинокое непрерывное дребезжание звонка в коридоре проникает сквозь дверь так громко, что Грэйс приходится крикнуть:
– О, что еще такое?
Она кладет руку Мисти на плечо и говорит:
– Работай дальше.
Рука сжимается, и Грэйс добавляет:
