Книга Дама Пик - Макс Мах

Между прочим, с этим Кхаром все было отнюдь не просто. Начать с того, что в отличие от разумных духов, разумные, говорящие животные — хоть и редкий феномен, но, все-таки скорее факт, чем гипотеза. Изучены они плохо, но ни у кого из серьезных ученых нет и тени сомнения в их существовании. Так что в рассказ Теа Август поверил сразу. Не было у него повода сомневаться. Другой вопрос — кто он этот ворон Кхар на самом деле? Откуда взялся? Почему предложил свою помощь именно Теа? Учитывая их — воронов — всем известный эгоизм, скрытность и склонность к вычурным формам мышления, сказать что-либо определенное о Кхаре и его мотивах было попросту невозможно. Впрочем, среди прочих гипотез Августу больше всего нравилась та, в которой Кхар был знаком с Теа еще в прошлой жизни. Некоторые вороны — и в особенности, вороны волшебные — живут и по двести, и по триста лет. Так что ничего невозможного в этом предположении не было, зато было интересно, отчего женщину признали и домашние духи виллы Дориа, и древний ворон, и еще более древняя нимфа лагуны. Только ли знакомая им всем эманация жизненной силы и внешнее сходство сыграли в этом роль? А что если совпадали и другие качества, в том числе и аура обеих Теа д’Агарис? Последнее могло бы объяснить, как недюжинные способности возрожденной колдуньи, так и ее поведение, временами ставившее в тупик и самого Августа, который, по идее, должен был уже вполне привыкнуть к женщине, почти полгода, жившей рядом с ним. Но привыкнуть не удавалось. В тот момент, когда Августу казалось, что он начал наконец ее понимать, выяснялось, что он снова ошибся.

Так случилось и этим вечером. Выпив вина и подробно обсудив события прошедшего дня, Август и Теа расстались, пожелав друг другу «спокойной ночи» и «хороших снов». Теа ушла в свою спальню, Август — в свою. Спать ему, однако, не хотелось, поэтому, сняв сапоги и камзол, он умылся, плеснул в серебряный стаканчик немного зрелой пьемонтской граппы[38] и, набив трубку, сел к столу, чтобы еще раз, но уже более тщательно, изучить «Пролегомены[39] Темного Искусства» риттера[40] Иеронима фон Вейгена.

Книга была отпечатана на немецком языке в типографии Отто Вагнера в Бремене в 1597 году, а Теа д’Агарис купила ее — если исходить из даты, вписанной в экслибрис,[41] — в мае 1619. То есть, издание было достаточно старым, и Август мог только гадать, как так вышло, что книга эта нигде и ни разу не попалось ему в руки. Впрочем, она и не цитировалась никем из знакомых Августу авторов, а это было уже из разряда «странных чудес», тем более, что, несмотря на название, речь в ней шла не о толковании общих понятий, а о достаточно сложных вещах, отнюдь не предназначенных для «неоперившихся» неофитов. Фон Вейген рассуждал о том разделе высшей магии, который традиционно называют «циклическими заклятьями», то есть предназначалась книга зрелым и хорошо образованным колдунам, высоко поднявшимся по ступеням мудрости.

Оставив до времени в стороне личные записи графини Консуэнтской, Август принялся вдумчиво изучать сам текст трактата, который, как оказалось, таил в себе множество более чем интересных вещей. Любопытные мысли, нетривиальные «технические» идеи, упоминания о редких и малоизвестных, — а то и об уникальных и никому неизвестных, — явлениях и феноменах. Кроме того, книга была написана на редкость хорошим языком, и читать ее было одно удовольствие. Не удивительно поэтому, что, увлекшись чтением, Август даже не заметил, как в его покои вошла Теа.

— Август! — позвала она, и, оторвавшись от страницы, он поднял голову, чтобы увидеть перед собой женщину, одетую в одну лишь тонкую батистовую рубашку. В мерцающем свете свечей белая, отделанная кружевами сорочка казалась абсолютно прозрачной. Впрочем, такой она, на самом деле, и была.

Однако Август не успел обдумать это впечатление, поскольку в следующее мгновение Теа забрала у него книгу, отложила в сторону, а сама вдруг оказалась сидящей у него на коленях. Обняла его за шею, заглянула в глаза и, оставшись, по-видимому, довольной увиденным, поцеловала в губы. Что сказать? Август уже целовался с Теа, но такого поцелуя у них еще никогда не было. Этот поцелуй был полон желания и страсти, и впервые за всю недолгую историю их отношений, все это откровенно демонстрировала сама Теа. Сама пришла к нему ночью в спальню, наверное, не без умысла забыв накинуть на себя не то, что шлафрок, но хотя бы легкий пеньюар. Сама уселась к нему на колени, позволив Августу вполне ощутить жар ее тела, упругость бедер и твердость возбужденных сосков. И поцеловала его тоже сама, выплеснув на него разом такой шквал страсти, что Август сразу же вспыхнул, как сухое дерево, в которое во время грозы ударила молния.

Пытаясь вспомнить затем, что и как происходило с ними после первого поцелуя, Август должен был признаться, что Теа превзошла все его ожидания. Ее красота, словно бы, удвоилась, напитанная силой эмоций и невероятным всплеском ее собственной магической силы. А то, что она творила с собой и с ним, нельзя было объяснить одним лишь заемным знанием, принадлежащим старушке Маргарите Браганца. Теа была слишком собой, чтобы кому-нибудь подражать и притом невероятно естественной, что напрочь отметало подозрения в «плагиате». Но окончательно ввергло Августа в «прострацию» признание счастливой и довольной женщины, сделанное ею «утром нежности», пришедшим на смену «ночи страсти». Нежась в объятиях Августа, Теа приподняла голову, лежавшую до этого у него на груди, улыбнулась счастливо — глядя глаза в глаза — и шепнула то, что он меньше всего ожидал сейчас от нее услышать:

— Никогда не думала, что в первый раз может быть так хорошо…

Ну, да! Все так и обстояло. Та женщина, с которой Август провел ночь, не знала других мужчин, кроме него. Никогда не была ни с одним из них. Не отдавалась, если быть точным в определениях. Но и тело, в котором она теперь обитала, было девственно, если и не в анатомическом смысле слова, — все-таки Август воссоздал Теа такой, какой она была, оставляя своему любовнику прядь рыжих волос, — то уж верно, в метафизическом.

Глава 9. Венеция

1. Венеция, одиннадцатое октября 1763 года

У Августа было странное настроение. Непривычное. Вернее, давно забытое. То замечательное чувство, которое испытываешь, наверное, лишь в юности, впервые узнав чудо взаимности. Притом взаимности не со зрелой, все в жизни успевшей перепробовать женщиной, а с такой же юной, как ты сам, девушкой, ответившей страстью на твою страсть. Нечто похожее — хотя сравнение в этом вопросе никак не уместно — Август испытал много лет назад, впервые встретившись с Агатой. Но Агата выходила тогда замуж, да и он сам, если уж на то пошло, был не столько в нее влюблен, сколько покорен ее красотой. Во всяком случае, так он понимал это теперь. После всего. Желания в них обоих было много, а вот понимания, как выяснялось теперь, не было вовсе.