Книга Сигналы - Мэттью Булл

Деревья редели, вскоре стали появляться отдельные постройки, заброшенные бараки, какие-то склады, что ли — пыльные окна, кое-где с выбитыми стеклами, строительный мусор под ногами, обломки кирпичей, доски, сдувшийся футбольный мяч — почему-то ни одна забытая людьми территория не обходится без этого мяча, как будто футбол — это вечный последний ритуал, который всегда необходимо совершить, уходя. Тихонов поискал глазами такую же непременную куклу с оторванной головой, но не увидел и огорчился — потому что без нее все было слишком по-настоящему, не представишь уже, что просто смотришь триллер. Тихонов догнал Дубняка и схватил его за рукав.

— Стой. Надо обождать.

— Ну че-о-о-апять? — недовольно заныл Дубняк, но видно было, что ночная прогулка его еще немного отрезвила.

— Народ, здесь давайте осторожно, — сказал Тихонов. — Похоже, пути уже рядом. Оставляем один фонарь. Толя, где пост?

— Какой, нах, пост?

— Ну крестик где.

— А. Там, — Дубняк вскинул руку и едва не потерял равновесие.

— Пошли тихо.

Они двинулись дальше между постройками, которые теперь уже стояли ровными рядами, и скоро действительно вышли к рельсам — они перерезали безрадостный пейзаж, выходя из темноты и убегая куда-то, где был виден слабый свет. По всей видимости, там и была пропускная будка. Тихонов погасил фонарик, и дальше пошли в темноте, ориентируясь на слабое мерцание рельсов — непонятно, что они отражали, но тускло мерцали в ночи. Когда до будки было уже совсем близко, они зашли за угол очередного полуразвалившегося здания, уселись на рюкзаки и стали ждать. Тихонов надвинул капюшон и погрузился в полудремотное состояние — вроде бы он все слышал и осознавал, но краем сознания уже видел путаные, тревожные сны. Рядом всхрапывал Дубняк, ворочался Валя. Под куртку пролезал предрассветный холод, но даже его Тихонов воспринимал отстраненно — то есть он знал, что ему холодно, но не мерз. До поезда оставалось еще три часа.

Тихонов очнулся, когда небо уже начинало светлеть. Это был еще не рассвет, но уже его преддверие. Он посмотрел на часы — скоро пойдет поезд. Если пойдет… Он растолкал остальных, и они сидели в молчании, слушая, как ночная тишина сменяется утренней. А потом в эту тишину пришел звук, который не перепутаешь ни с чем: издалека медленно, будто тоже не проснувшись еще до конца, полз поезд. Тихонов выглянул из-за угла. Бурое неповоротливое чудище, скрежеща всеми частями, плыло мимо них. Это была странная конструкция из локомотива, большого товарного вагона с загадочными маркировками из букв и цифр и еще одного локомотива. Поезд замедлил и без того неспешный ход, дополз до будки и остановился, как и рассчитывал Тихонов, отрезав их от поля видимости сторожей. Из своего укрытия они видели, как машинист открыл дверцу, вылез из кабины с папкой в руках и, обойдя махину, исчез. Что-то в фигуре машиниста показалось ему знакомым, но думать было некогда.

— Бежим, — скомандовал Тихонов.

Все, включая ничего не понимающего до сих пор Дубняка, подхватили вещи и кинулись к кабине. Тихонов забрался первым — и сразу же обнаружил проход в тот отсек, о котором говорила Женя. Савельев снизу передал ему рюкзаки, а потом и сами они влезли туда же — Тихонову казалось, что этот процесс занял целую вечность. Забившись в тесное пространство, они закрыли перегородку и попытались разместиться с хоть каким-то удобством. Еще одна вечность прошла до того момента, когда хлопнула дверь кабины, что-то засвистело, залязгало — и поезд, неловко дернувшись, двинулся вперед.

Тихонов только сейчас почувствовал, в каком напряжении он пребывал последние несколько часов. Теперь оно отпустило его, но взамен пришла крупная дрожь — не то от недавнего холода, не то от всего остального. Дубняк снова заснул, но на этот раз хотя бы не храпел — нет, машинист бы все равно не услышал, но без храпа было, ей-богу, лучше. Тихонов еще не верил, что все удалось так легко, было в этом что-то подозрительное. Но он одернул сам себя — радоваться надо, а не подвох искать. Поэтому делиться подозрениями он ни с кем не стал, а постарался принять максимально удобное положение и расслабиться. По всем расчетам они давно уже миновали ворота, миновали и внешний пост, который поезд всегда проходил без остановок, и все дальше уезжали от Перова-60, будь он неладен. Постепенно Тихонов успокоился, нехорошие предчувствия растворились бесследно. И зря. В этот самый момент он почувствовал, что поезд замедляется.

— Это еще что? — недоуменно спросил Окунев. — КПП?

— Да нет, мы же уже час едем, какой тут КПП? — Тихонов растерялся, предположений у него не было никаких, а поезд меж тем остановился окончательно.

— Какого черта… — начал Савельев, но тут перегородка редко отодвинулась, и первое, что увидел Тихонов, было дуло пистолета, направленное прямо на него.

— Так-так-так, — сказал машинист, ухмыляясь. Теперь Тихонов его узнал — это был тот самый гид из музея, и он же, совершенно очевидно, караулил их под окнами «Лосьвы». — Значит, убегаем. Чужих баб ебем — и убегаем. Значит, к нам со всей душой, а мы убегаем. Мы, значит, думаем, что самые умные. Ан нетушки, здесь я самый умный.

«Сдала, — подумал Тихонов. — Или… Или ее заставили». С одной стороны, так думать было приятнее, получалось, что Женя все-таки была не совсем к нему равнодушна, но с другой — думать о том, как именно ее заставляли, не хотелось совершенно. Впрочем, в данную минуту думать о чем-либо вообще было не с руки.

— Как вы узнали? — спросил он.

Гид рассмеялся и не ответил, переводя оружие на каждого по очереди. Краем глаза Тихонов заметил, что Дубняк сполз на пол и распростерся у ног гида, кряхтя и источая запах перегара. Тот брезгливо отодвинулся. Тихонов ненавидел сейчас Дубняка особенно сильно, сильнее даже, чем вооруженного человека, стоящего перед ними. А тот все смеялся искусственным, противным смехом, каким смеются, желая вывести противника из равновесия.

— Ну ладно, — сказал он наконец. — Давайте на выход, и без глупостей. Паровоз казенный, пачкать не стану.

Тихонов ожидал, что гид сейчас начнет долгий обидный монолог, который даст им отсрочку и шанс на спасение, но это было явно не кино, и продолжать тот не собирался. Тихонов открыл было рот, чтобы как-то потянуть время, но тут случилось нечто, что он потом всю жизнь прокручивал в голове и все равно не мог понять, как именно все произошло. Он только увидел, что гид лежит на полу в проходе, а Дубняк сидит на нем, держа пистолет. На лице гида, обращенном к ним, Тихонов видел выражение такого безграничного недоумения, что даже пожалел беднягу. Дубняк, прижимая шею гида локтем, свободной рукой подлез тому под живот, пошуровал там и вытащил из штанов лежащего ремень. Недоумение сменилось на лице их несостоявшегося убийцы неописуемым ужасом — бог знает, что он себе вообразил. Но Дубняк кинул ремень Савельеву.

— Вяжи.

Савельев послушно подполз к гиду и крепко затянул ремень на его руках. Женины фантазии сбывались с удивительной точностью. Дубняк проверил узел, что-то в нем перетянул и встал.