Книга Ключи заветные от радости - Василий Никифоров-Волгин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Давным-давно в Нарве произошел следующий характерный случай.
Повадился один молодой человек ходить к чужой жене. Об этом проведал муж. Нежданно-негаданно стучит в дверь. Неверная жена прячет любовника в громадный дедовский сундук. Муж догадывается и запирает сундук на ключ, зовет соседей. При помощи их кладут сундук на телегу и сбрасывают его в реку Нарову. Сундук поплавал-поплавал и пристал к пристани. Вытащили и открыли. На счастье, молодой человек остался жив. После этого случая вся Нарва звала его «Новым Моисеем».
В избу хуторянина стучат ночью какие-то люди.
– Что надо?
– Купите свинью.
Хуторянин покупает, но наутро выясняется, что свинья была украдена у него же и продана ему же.
Одному крестьянину грозила тюрьма за воровство. Родные стали хлопотать за него. Не помогает. Кто-то посоветовал обратиться к колдуну, который вызволит из беды. Во время суда над крестьянином присутствовал и колдун, который сидел в темном углу зала и шептал какие-то заклинания. Несмотря на заговоры, крестьянин был осужден. По окончании суда мужички надавали колдуну тумаков:
– Шептал-шептал, гад маринованный, и ни беса не нашептал!
* * *
О курьезах газетной и театральной жизни в Нарве можно написать несколько фельетонов, но пока ограничимся несколькими фактами.
Один из рецензентов пишет отчет о спектакле, на котором не был. Расхваливается пьеса, артисты, но спектакль не состоялся.
Приходит к редактору мужичок из Принаровья.
– Нельзя ли, – говорит он, – жену мою в газетине прохвалить. Она меня бьет тяжеловесным орудием и гонит из квартиры.
Одно время в одной и той же типографии печатались две газеты. Одна правая. Другая левая. Весь беспартийный материал, как-то: хроника, известия, объявления, печатались в двух газетах одновременно и отличалась одна от другой только передовицами.
Один ныне прогоревший издатель оригинальным способом составлял газету. Передовица, политические новости, фельетоны, за исключением объявлений и подписи издателя, перепечатывались целиком из других газет.
Этот же издатель гонорар сотрудникам выплачивал пивными бутылками.
– Отнеси, – говорит, – восемь пустых бутылок в склад. Что получишь, то на это пообедаешь.
Бывали случаи, когда редактор на дверях редакции наклеивал записку: «Редактора можно видеть через час. Кому надо раньше, благоволите явиться в ресторан Захарова».
Один из нарвских актеров справлял свой бенефис. По ходу пьесы полагался тапер, который в нужный момент должен был играть на бутафорском пианино. На несчастье, тапер был пьян. Замешкался, и за стеной заиграла музыка. Драма была сорвана. В довершение всего на имя бенефицианта не было ни одной поздравительной телеграммы. Недолго думая, за сценой составляют телеграммы от всех наиболее крупных артистов, которые и читались.
По этому, далеко не полному, перечню нарвских курьезов можно судить о шагах Нарвы. Тихо катятся ее воды. Если закрыть глаза, то будет казаться, что живешь ты в прежней России, где проезжающая тройка, новые брюки у соседа, переделанная шляпка соседки – целое событие. Так тихо, что слышишь, как падает снег.
Дед Арсений попросил нас выслушать его слово по поводу нашего разговора. А говорили мы о духовных исканиях Льва Толстого и о ночном бегстве его из Ясной Поляны.
– Вот вы говорите, – начал он, – что возвеличенный сочинитель и правды Божьей искатель Лев Николаевич ночью бежал из дома. А ведомо ли вам, ребята, куда он хотел бежать?
– В этом, дедушка, загадка! Никто точно не знает. По-разному толкуют.
Землистое, тронутое дыханием предсмертья лицо Арсения стало хмурым. После долгого прислушивания к себе он сказал:
– А я знаю!
– Куда же?
– Лев Николаевич в монастырь пошел!..
– Про это мы тоже слышали и в книжках читали.
Старик опять возразил:
– Слыхать-то вы слыхали, а только не знаете, зачем он туда стремился.
– Успокоиться хотел. Душа у него металась!
– Это верно, – согласился Арсений, – но окромя этого была у него и другая причина!..
– Какая же?
– Перед смертью он хотел вериги с себя снять и в монастыре их оставить…
– Ну уж, дедушка, это побасенки! – улыбнулись мы. – Никаких вериг Толстой не носил. Жизнь и смерть его изучены до последней мелочи!
Старик рассердился.
– А я говорю вам, что Лев Николаевич вериги носил! Мне верный человек про это сказывал. Собственными глазами этот человек видел, как вериги Толстого в землю зарывали!
– Расскажи, дедушка, обстоятельнее, кто это тебе рассказывал и как эти вериги в землю зарывали?
Медлительно, как житие, Арсений стал рассказывать:
– Лета два спустя после упокоения Льва Николаевича попросился ко мне на ночлег один захожий человек. Сидим, это, как-то, с ним за чаем и беседуем. И вот, промеж прочего разговора спрашивает он меня: слыхал про Толстого? Как не слыхать, отвечаю, умственный был человек! До слез, говорю, книжки его люблю читать, где он про мужиков да про любовь Христову пишет…
И говорит мне захожий человек, что служил он-де на станции Остапово и видел, как умирал Толстой…
Арсений обратился к нам с вопросом:
– Вам, ребята, ведомо, что к смертному одру Льва Николаевича никого не допущали, даже супругу его Софью Андреевну?
– Ну и что же?
– А почему не допущали? Вот в этом-то, ребята, вся и загвоздка! А потому не допущали, что друзья Толстого железные вериги с него снимали!
– Но как же этот захожий человек мог знать, что с Толстого снимали вериги?
– Слушайте дальше. Лев Николаевич упокоился. В этот же день идет мой знакомец по служебному делу лесной дорогой. Были сумерки. И вот слышит он человечью речь в лесу… Разобрало его любопытство – дай-де погляжу, что за люди и о чем беседа их? Через чащобу пробираются два человека. У одного из них мешок на спине, а в мешке железо звенит. У другого – заступ. А говорили они вот о чем.
– Не стало Толстого, – сказал один.
– И кто мог помышлять, – отозвался другой, – что Лев Николаевич вериги носил и в монастыре снять их хотел!
Говорили они еще про какую-то зарытую зеленую палочку…
Арсений остановился и по-крестьянски глубоко задумался. Изба наполнялась густыми тенями от наползавшей издали грозовой тучи.
– Ну, а дальше что?
– А дальше вот какое действо приключилось… Остановились эти люди среди глухой чащобы и стали землю рыть… Вырыли яму. Вытащили из мешка железные вериги и захоронили их…
В Николин день 1828 года митрополит Филарет окончательно решил уйти на покой.
