Книга Язык в революционное время - Бенджамин Харшав

1. Открытие для текстов на иврите новых тематических областей в знании и вымысле, напрямую не связанных с жизнью читателей.

2. Овладение новыми жанрами в литературе, журналистике и философии.

3. Написание новых текстов на иврите (т. е. сочинений, не являвшихся экзегезой или комментарием на канонические тексты).

4. Составление новых фраз на иврите (т. е. новая, свободная письменная «ивритская речь»).

5. Постепенное освобождение отдельного слова от уз готовых речевых конструкций и фраз из классических текстов; его усугубляло быстрое изобретение множества новых отдельных[92] слов и терминов.

6. Подчинение ивритских слов и конструкций европейскому поэтическому метру, т. е. изменение порядка слов, принятого в традиционных текстах.

7. Организация языка как текста, переведенного с другого языка, ассимиляция его мира, его терминологии и порядка слов.

8. Восприимчивость языка иврит к терминам и словам, позаимствованным из общеевропейского словаря.

9. И, в результате всего перечисленного, интенсивное и энергичное создание нового и современного языка иврит, европейского по духу и цели, выражаясь словами Адама Ха-Коэна Лебенсона: языка, который «говорит о любой мудрости, и о любой науке, и о любом искусстве».

Вся совокупность этих новых текстов получила название «ивритской литературы» и публиковалась в одних и тех же изданиях. В нее входили не только беллетристика, но и журналистика, новости, публицистика, критика, философия, научно-популярные сочинения и переводы. Для любого, кто желал выразить себя в творчестве на иврите — в поэзии или в прозе, в беллетристике или в мемуарах, — почва была уже подготовлена. К концу XIX в. возникли газеты на иврите, а в них отношения между литературой и политикой подверглись инверсии, и литература стала частью журналистики в целом. Великое распространение оригинальной художественной литературы на иврите — т. н. «период ренессанса» ивритской литературы (1882–1914) — началось в России, когда Хаскала потерпела крушение, т. е. после того, как Бен-Иегуда отбыл в отдаленную провинцию Оттоманской империи, Палестину. Поэтому, несмотря на то что он изобрел множество неологизмов и тысячами классифицировал старые слова, его сочинения производили впечатление устаревших и излишне риторичных, его газеты — старомодных, а его речь казалась посетителям, знакомым с возрождением ивритской литературы в Европе, детским лепетом. Период ренессанса ивритской литературы открылся сочинениями Ахад ха-Ама и Бялика (1889, 1892) и продолжался вплоть до 1920 г., хотя проявления модернизма возникали в ней еще с 1906 г. в произведениях Бренера, Гнесина и Авраама бен-Ицхака (1883–1950). Эти иммигранты Второй алии прибыли в Эрец Исраэль, исполненные гордости за свои литературные, в том числе и модернистские, успехи.

В молодости большинство писателей периода ивритского ренессанса получили традиционное религиозное образование по каноническим текстам, устно переводившимся и комментировавшимся на идише. Даже изучение ивритской грамматики считалось ересью, которая могла привести человека к секулярной культуре и атеизму, рассказывает в своей автобиографии Бен-Иегуда. Но они добились свободы выражения на иврите, вырвавшись из религиозного загона и присоединившись к ивритской литературе, т. е. самим фактом работы с европейскими жанрами, перенятыми ивритской литературой и журналистикой. Их влекли сокровища ивритских текстов прошлого, и они отливали их в новых формах, в новых предложениях и конструкциях, основанных на русских и западных образцах[93]. В поэзии престижность жанра и дисциплина силлабо-тонических размеров заставляла их ломать привычные словосочетания и соединять старые слова в новые, исполненные образности союзы.

Во время языкового возрождения его пропагандисты были особенно озабочены заполнением словарных лакун и необходимым обновлением слов; но столь же радикальная, хотя и менее осознанная революция происходила в области синтаксиса, хотя сами революционеры редко ее замечали: многие типичные маркеры библейского синтаксиса были отброшены, а новые конструкции сложноподчиненных предложений, составленных по образцу европейских языков, открыли ивритский текст к современной, всеобщей культуре и мысли. Таким образом, в принципе стало возможным написать на иврите все, что могла выразить европейская литература, — а если не хватало слов, находились заимствования или ивритские неологизмы. Если сегодня некоторые из этих сочинений могут показаться простодушными и старомодными или, наоборот, сложными и понятными лишь посвященным, то причина кроется в удивительной динамичности, которая была характерна для изменений в словаре и в способах выражения на иврите за последние поколения.

* * *

Теперь выделим несколько основных характеристик этого современного иврита, в период ренессанса все еще только письменного языка.

А. Смешение разных исторических пластов

Еще в 1929 г. в Тель-Авиве Й. Клаузнер (Klauzner: 1956) доказывал, что иврит — это не единый язык, а, по крайней мере, четыре разных языка: библейский, мишнаитский, тиббонидов[94] (средневековый) и современный иврит, — и носители каждого из этих языков не могут понять носителей другого. Этот список легко расширить до шести или восьми языков, отличающихся друг от друга не меньше, чем украинский от русского или даже чем итальянский от португальского. Однако существует также единый всеобъемлющий «язык иврит» («вечный язык»), отраженный не только в общественном сознании (как утверждает Rabin 1988a), в череде поколений, полагавших, что они пользуются одним и тем же языком, но также и в базовой морфологии (включая альтернативные варианты); в базовых текстах (Библия, Мишна), которые во все времена считались основой языка и активно употреблялись; и в едином корпусе ивритской литературы и образования, включавшем в себя все эти слои. Уникальность современного языка по сравнению с этими историческими языками состоит в том факте, что это не еще один монолитный пласт, а всеобъемлющее хранилище и горнило, объединившее материал всех предшествующих пластов и превратившее диахронический и «многоязычный» корпус в синхронический текст-сплав.