Книга Блудный сын, или Ойкумена. Двадцать лет спустя. Книга 1. Отщепенец - Генри Лайон Олди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Героически. Смертью храбрых.
– Галактику спас?
– Спрашиваешь!
– Поздравляю. С меня венок.
– Тренировки полным ходом! У вояк имитаторы – закачаешься! Пять минут, и вообще забываешь, что ты не в космосе!
– У вояк? – счёл нужным переспросить Гюнтер.
– Ага! Центр переподготовки ВКС, или что-то в этом роде. Синхрон, резонанс, коллективный эмо-импульс… Импульсы слишком расходные, будем пробовать градиентную накачку фона – так нас на дольше хватит. Вояки аварийными ситуациями задолбали. Круть! Атака фагов, сбой реактора, отказ систем. Разгерметизация, невесомость, экстренная эвакуация… Я тебе уже говорил, что погиб?
– Говорил. Два раза.
Чистый, как спирт, восторг Седрика хлестал из сферы, хотя Гюнтеру было прекрасно известно: эмо-волны через коммуникатор не передаются. По странной случайности кавалер Сандерсон знал, кем работает Норландер: Т-психолог при молодёжной сборной Ларгитаса по хоккею с шайбой. Настрой на победу, дух коллективной игры, позитивные мотивации, снятие стресса от поражений… Профессиональная деформация, угрюмо думал Гюнтер, разглядывая увлечённо жестикулирующего Седрика. Уволиться, что ли? Устроиться психологом в сборную по вольной борьбе…
– Хотел бы я быть с вами… – пробормотал он.
– Да ладно тебе! Нам сказали, ты в этом деле вообще главный!
– Я? В каком это деле я главный?!
– В проекте «Кольцо»! Мы всей командой на тебя работаем!
– На меня? Каким образом?!
– А это уж тебе виднее! Не парься, Гюнни! Я же понимаю: секретность, все дела. Если нельзя, ты помалкивай. Никаких обид! Потом, когда всё закончится… Ну, если разрешат…
Взгляд Седрика сместился ниже. Куда он смотрит? Чёрт! Похоже, вазочка с икрой попала в поле зрения новопреставленного спасителя Ойкумены. Икра окончательно убедила Норландера, кто тут главный.
– Извини, меня зовут, – Седрик отвернулся, кивнул собеседнику-невидимке. – Разбор полётов, головомойка. Всё, я побежал!
Сфера погасла.
Без всякого аппетита Гюнтер взялся за надкушенный тост, желая подсластить, вернее, подсолить горечь разговора. Увы, сегодня фортуна не была расположена к кавалеру Сандерсону: дверной звонок пришёл на смену уникому. «Тиран пожаловал, – решил Гюнтер. – Не пустить из вредности? Всё равно войдёт, у него код от двери есть. Может, хоть зло на нём сорву?» Пульт управления лежал под рукой. Гюнтер коснулся сенсора, отпирающего замо́к:
– Входите.
В дверном проёме полыхал закат. На его фоне замерла фигура – силуэт цвета летней ночи. Нет, не Тиран. Слишком стройная, слишком хрупкая… Дверь мягко закрылась, отсекая закат, свет упал на смуглое, с тонкими чертами, лицо молодой брамайни.
– Мирра?! – задохнулся Гюнтер.
Встреча, что случилась семь лет назад. Энграмма этой встречи, извлеченная сегодня доктором Йохансоном. Любовь и насилие, насилие и любовь. В памяти остались рубцы, и они саднили.
– Если хочешь, красавчик, зови меня Миррой.
Лукавая улыбка на губах. Шелест струящегося шёлка. Женщина просто шла, приближалась, делала шаг за шагом, а казалось, что она танцует. Тёмно-синее сари текло по её телу, словно морская вода.
– Кто вы?
– Я? Миранда. Сократим до Мирры?
Имя было не брамайнское, скорее всего, ненастоящее. Это слегка отрезвило Гюнтера:
– Что вы здесь делаете?! Мы на охраняемой территории…
– О, я шпионка! У тебя есть тайны, красавчик?
Брамайни рассмеялась:
– Я люблю тайны!
Она присела на край стола – близко к кавалеру Сандерсону, но в то же время сохраняя дистанцию. Это соблазняло больше, чем объятия.
– Всё в порядке, милый. Меня пригласили.
Брамайни продемонстрировала приколотый к сари золотой значок-пропуск: переплетение литер «W» и «E», такое же, как у Гюнтера.
– Кто пригласил? К кому?
– К тебе, солнышко. Я – твой сюрприз.
С милой непосредственностью Миранда намазала тост маслом с икрой. Откусила, блаженно закатила глаза:
– У тебя есть стиль. И, думается, не только в еде. Я тебе нравлюсь?
– Д-да! – выдохнул честный Гюнтер.
Ещё секунду назад он твёрдо вознамерился выставить Миранду из дома.
– Это хорошо, – оценила Миранда. – Так гораздо проще.
Без малейших видимых усилий она скользнула по гладкой столешнице. Придвинулась вплотную, коснулась пылающей щеки Гюнтера. Отстраниться? Отодвинуть кресло? Вступив в заговор с брамайни, кресло отказалось двигаться наотрез.
– Послушай, Ми…
Тонкий пальчик запечатал ему губы:
– Ми! С этой ноты мы и начнём.
Морская волна стекла с женщины на пол.
Ни в чём себе не отказывать, вспомнил Гюнтер. В конце концов, почему бы и нет? Кто главный в проекте «Кольцо»? Я главный. На кого работает вся команда? На меня работает…
«Я сегодня погиб, – встрял издалека Седрик Норландер. – Два раза.»
Иди к чёрту, отмахнулся Гюнтер. Я занят.
III
Я голый. Снизу. Навзничь.
Она сверху. Голая.
Скачет.
Смешно. Очень смешно. Между ногами смешней всего.
Снизу – красный. Сверху – фиолетовый.
Перистый, как закат.
Груди подпрыгивают. Прыг-прыг. Во рту солоно. Чем быстрее подпрыгивают её груди, тем солоней во рту. Словно вяленой рыбы наелся, а пить не дают. Торчащие соски́ – синкопы в регтайме «Конферансье».
Ещё смешнее.
Пахнет фиалками и сбежавшим молоком. Кто пахнет? Что пахнет.
Свет из окна. Он пахнет.
Капля пота стекает на щеку. Грохочет. Грохочет.
Щекочет.
– А-а-а! Прекратите!
– Что с вами? Вам плохо? Позвольте, я взгляну…
– А-а-а!
Двигаюсь. Двигаюсь. Двигаюсь.
Движение – пространство. Движение – время.
Время горит во мне. Сгорает. По́том выходит наружу, сочится из пор.
Она подо мной. Двигается. Движение – чёрный хлеб.
Я на ней. Двигаюсь. Минута – ля-бемоль.
Регтайм «Конферансье» тычется мне в рот. Приплясывает.
Фиолетовый бемоль. Полтона. На ощупь – яичница.
С беконом.
Смеюсь. Смеюсь.