Книга Лукреция Борджиа - Женевьева Шастенэ

Даже в комнате Алонсо можно было почувствовать, что ему грозит самое худшее. Лукреция одинаково опасалась и яда, и кинжала. Поэтому она решилась просить убежища у короля Федерико, как только состояние здоровья ее супруга это позволит. Пока что он продолжал бредить, стонать, у него по-прежнему не спадал жар. Фанатично преданные ему Санча и Лукреция, отдыхая по очереди, помогали недавно прибывшим неаполитанским медикам. Опасаясь отравления, даже воду давали пробовать двум слугам. Они готовили пищу на походной плите — так велика была их боязнь, что «он может быть отравлен и что подозрительное блюдо довершит то, что не удалось сделать шпагам».

На седьмой день Алонсо был вне опасности. После того, как он обливался потом, как страдал от галлюцинаций и кошмаров, было видно, что он чувствует себя родившимся заново. Теперь с каждым днем вера в свои силы возвращалась к нему. Он изумлялся тому, что по его венам снова течет кровь, и тому, как в нем просыпается сила Арагонов. Лукреция пыталась как-то умерить эту слишком рано пробудившуюся энергию. Единственное, чего она желала, — это состариться вместе с Алонсо и дожить с ним до ста лет.

Алонсо начал ходить. Сидя на лоджии, возвышавшейся над ватиканскими садами, он ждал того дня, когда сможет сесть в седло. Более реалистично настроенная Лукреция верила, что он будет совершенно здоров только в тот день, когда они оба окажутся в Неаполе. Здесь нужно было считаться с ее отцом и ее братом. Впрочем, казалось, что Александр VI забыл про них. Алонсо стал для него предметом раздражения. Ведь он сообщил послу Венеции, что если его сын и подготовил это убийство, «то герцог Бишелье вполне его заслужил».

А Чезаре не строил никаких иллюзий: арагонец не согнется, больше не согнется. Он дал знать сестре, что желал бы навестить раненого; Лукреция позволила, полагая, что присутствие посла Светлейшей Венецианской республики и Александра VI предотвратит какое бы то ни было насилие. Пока шла беседа, Лукреция сохраняла спокойствие, понтифик ронял общие фразы, а его сын мрачно констатировал, что больной поправляется на глазах, и сладким голосом отвечал на колкости Алонсо. Прощаясь, он сказал ему очень громко, так, чтобы слышали папа и посланник Венеции: «То, что не произошло за обедом, может произойти за ужином». Этот «жестокий шутник», как называет его Макиавелли, в тот же день опубликовал эдикт, запрещающий ношение оружия в Ватикане.

Лукреция знала, что надо срочно ехать в Неаполь, если ее муж хочет ускользнуть от преступной руки, уже однажды поразившей его. К Алонсо возвращались не только физические силы, он понимал всю трагичность своего положения. На следующий день после визита Алонсо якобы встал с постели, подошел к окну и, увидев, как Чезаре пересекает двор Бельведера, сорвал со стены находившийся поблизости арбалет и пустил в него стрелу, но не попал. Так, по крайней мере, сообщает 18 августа Капелло в своем отчете Светлейшей республике. Однако его слова кажутся абсурдными, так как Рафаэлло Брандолини, наставник принца, и его врачи утверждали, что Алонсо не мог совершить ничего подобного, так как был слишком слаб. Но этого было достаточно для возникновения слуха, позволившего Чезаре требовать для себя защиты по закону. «Е meglio che noi li faciamo a lui che lui a noi» («Лучше я накажу его, чем позволю ему наказать меня»).

В дневнике Бурхарда нет указаний на убийцу, однако его последняя, хоть и осторожная фраза позволяет отгадать имя виновного: «18 дня сего месяца августа Светлейший Алонсо Арагонский, герцог Бишелье, который вечером 15 июля был тяжело ранен и после покушения перенесен в новую башню, в большом саду Святого Петра, где за ним заботливо присматривали, и который, по всей вероятности, не собирался умирать от последствия ран, был удавлен в своей постели». Каэтани, посол Мантуи, прямо указывает на убийцу: «Чтобы осмелиться сотворить такое в таком месте, да еще с особой королевской крови и зятем папы, нужно быть лицом еще более могущественным, чем сам папа в тот момент».

Существуют различные версии того, что на самом деле тогда произошло. Невероятные рассказы Франческо Капелло, посланника Флоренции в Риме, Паоло Капелло, посла Венеции, и Рафаэлло Брандолини сходны между собой, за исключением некоторых ужасных подробностей.

Брандолини сообщает, что к девяти часам вечера герцог Валентинуа спускается по лестницам дворца к комнате Сивилл. Он послал впереди себя наемных убийц под предводительством Микелетто Корелла с приказанием задерживать всех присутствующих под предлогом заговора против папы, якобы организованного при поддержке семейства Колонна. Посол Неаполя, два врача короля Федерико связаны, связан и он сам, так как находился там вместе с другими посетителями. Только Санча и Лукреция, как это ни странно, ускользают от преследователей и бегут к апартаментам папы просить помощи. Как только они исчезают, Микелетто выходит вперед и быстрым движением при помощи шнурка душит Алонсо в присутствии Чезаре. Когда молодые женщины возвращаются с помощью, дверь закрыта и перегорожена подручным Чезаре, последний заявляет, что в результате падения у герцога случилось кровотечение, приведшее к смерти. Обе никогда больше не увидят Алонсо. Они не смогут даже присутствовать на похоронах.

Сообщение Антонио Грумелли еще более трагично. По его словам, Чезаре в сопровождении Кореллы внезапно появился в комнате Сивилл, где находилась Лукреция, спавшая рядом со своим мужем, и отдал приказ исполнителю убить Алонсо прямо на постели, где лежали супруги. Опытный палач удавил его руками, почти не встретив сопротивления, «даже не помяв ему сорочку». Жертва лежала теперь с выпученными глазами, синим лицом и выпавшим языком. Это было последнее, что увидела герцогиня Бишелье, прежде чем потеряла сознание.

Что касается посла Флоренции, то он писал 22 августа Совету Десяти: «Герцог Бишелье умер 15 числа, и эта весть неожиданная, поскольку говорили, что он поправился и что врачи позволили ему вставать, хоть и оставаясь в своей комнате. Известно также, что в тот день Валентинуа направил вооруженных людей в комнату, занимаемую раненым в Ватикане».

Во всех отчетах сообщается, что Лукреция была привезена без сознания к себе во дворец, а Александр VI потребовал от своих приближенных молчать об обстоятельствах преступления. Он возложил на архиепископа Козенцы, который лишь несколькими месяцами ранее крестил маленького Родриго, организовать погребение праха своего зятя без мессы и отпевания в скромной церкви Notre-Dame-des-Riévres. При свете двадцати факелов в первом часу ночи несколько монахов под предводительством дона Франческо Борджа, папского казначея, тихо вынесли и захоронили тело второго мужа Лукреции Борджа1.

Уже на следующий день Чезаре не только не считает нужным скрывать свое преступление, но даже похваляется им. «Он хотел убить меня, — повторяет он своим близким, — он стрелял в меня однажды в садах Ватикана, а теперь больше не сможет». Однако, чтобы успокоить общественное мнение, в замке Святого Ангела заключены под стражу наставник Брандолини, врачи и шут принца, ставшие свидетелями убийства. Затем, поскольку судебное расследование не нашло улик против них, они были освобождены. «Они были невиновны, и те, на кого была возложена миссия арестовать их, прекрасно об этом знали», — заключает Бурхард. Эта нелепая инсценировка никого не обманула. «Весь Рим говорит об этом, но никто не осмеливается сказать об этом открыто», — пишет Капелло.