Книга Рыжик - Юля Пилипенко

В палату снова зашли санитары. Один из них, молодой красивый парень, подошел ко мне. Я узнала, что его зовут Геральд.

– У тебя все в порядке? Как еда?

– Отлично, спасибо. Мне помогли поесть. – Я с благодарностью посмотрела на итальянского парня своей соседки по палате.

– Ты хочешь умыться?

– Очень. Хочу почувствовать прикосновение воды. Но я…

– Я помогу тебе.

– Каким образом?

– Я тебя отнесу. Не бойся, я не причиню тебе боли.

– Ладно.

Мне всегда хотелось, чтобы мужчины носили меня на руках. Но это был не тот случай… Он осторожно распутывал какие-то провода, трубки, капельницы… бережно взял меня на руки, но я заорала. До меня дошел весь смысл выражения «адская боль».

– Прошу тебя… не надо. – У меня потекли слезы.

– Давай еще раз… последний. Попробуем один раз, если не выдержишь – я оставлю тебя в покое. Обещаю, – ласково заверил меня мой санитар.

– Давай. Выдержу.

Он донес меня до ванной. Я не понимала, почему ему так тяжело. Я весила пятьдесят с лишним килограмм…

– Когда умоешься – нажми на кнопку в ванной. Я отнесу тебя обратно.

– Спасибо тебе… огромное.

Все было бы в порядке. Если бы в ванной не оказалось зеркала. То, что я увидела… это не было моим отражением. В тот момент до меня дошел смысл выражения «я не верю своим глазам». Я не то чтобы не верила своим глазам… я просто отказывалась им верить. Этого не может быть… Это не я… Это не мое лицо… Это вообще не лицо… Я всматривалась в свое отражение в зеркале и готова была закричать от ужаса… но мешал шок. Тогда до меня дошло, что последний раз я смотрела на себя в зеркале в Израиле… а это было… достаточно давно. Губы были разорваны, и я не понимала почему… а мое лицо… от меня остались только глаза… все остальное принадлежало людям из фильмов ужасов. Волосы… были фиолетового цвета. Я понимала, что с моим телом дела должны обстоять еще хуже… и я боялась посмотреть. Но посмотрела… до меня все дошло очень быстро: вот почему они вдвоем меня поднимали… вот почему Геральду было так тяжело… Впервые в жизни мне стало себя жалко. По-человечески жалко. Слезы градом текли по лицу, и в голове была только одна мысль: «А что, если так теперь будет всегда? Зачем тогда меня спасли?» Я не знала, что мне делать, не знала, как жить дальше. Меня убило собственное отражение в зеркале… уничтожило… искромсало на куски… растоптало… Умываться? Но что здесь умывать? Красносинее опухшее тело? То, что раньше было моими губами? ЧТО ЗДЕСЬ УМЫВАТЬ? Начиналась истерика. Я ненавидела себя за свою слабость, лицо и тело – за их уродство. Я не могла ни умыться, ни нажать на кнопку. Надо было что-то делать… Надо выключить эмоции и включить голову… Я снова подняла глаза и посмотрела в зеркало. Спокойно. Думай. Думай. Просто думай. Посмотри на себя со стороны.

Итак… что мы имеем на сегодняшний день: ты – тряпичная беспомощная кукла… Ты не можешь двигаться, есть – ты не можешь ничего без посторонней помощи – это раз… Ты – урод, и это факт – это два. За твою жизнь боролись люди со всего мира и Геночка перевернул ради тебя этот мир. Они все боролись не для того, чтобы ты хныкала сейчас, глядя на себя в зеркало – это три. Твоя мама, не задумываясь, рискнула всем, чтобы ты просто могла сейчас здесь смотреть на себя в зеркало – это четыре. Я приводила аргументы… пять… шесть… семь… восемь… и я смотрела на себя как на постороннего, незнакомого человека. Я опустила глаза, подняла их еще раз, последний раз посмотрела на себя в зеркало и тихо сказала: «Девочка, я не знаю, кто ты, но я тебе помогу. Обещаю. Я верну тебе твою внешность и твою жизнь. Я буду бороться вместе с тобой. Я обещаю. Каждый день тебе будет лучше. Все заживет. Пройдет. Обещаю. А теперь нажми на кнопку».

Геральд открыл дверь, зашел в ванную, взял меня на руки и отнес обратно в кровать.

– Тебе легче? Ты умылась?

– Геральд, сколько я вешу? Меня же взвешивали, я помню.

– Зачем тебе это… пойми, это все просто лишняя жидкость, которая скопилась в твоем организме из-за болезни и операции… пройдет время, и все станет на свои места.

– Сколько лишней жидкости? Геральд, ответь мне.

– Двадцать с лишним литров… – он произнес это очень тихо.

– Сколько времени должно пройти? – Мне показалось, что меня ошпарили кипятком.

– У каждого по-разному… иногда месяц… иногда три… иногда… все зависит от физического и эмоционального состояния.

– Ясно. Значит у меня есть две недели.

– Почему именно две недели? – спросил он удивленно.

– Неважно.

– Ладно… я могу что-нибудь для тебя сделать? – заботливо поинтересовался мой медбрат.

– Да. Мне нужен доктор Малага. И физиотерапевт.

– Про доктора Малагу я помню. Физиотерапевт придет к тебе через несколько дней.

– Спасибо тебе за все, что ты для меня делаешь. И спасибо, за то что… не отворачиваешься от меня.

P.S. Когда через две недели я буду идти по коридору клиники в костюме яхтсменки, с накрашенными ресницами и рыжими, а не фиолетовыми волосами, все мои врачи отложат в сторону свои папки и мобильные телефоны и со слезами на глазах начнут мне аплодировать. Это будут самые настоящие мужские слезы в моей жизни… Я засмущаюсь, опущу глаза, а потом по очереди начну нежно обнимать каждого из них.

P.P.S. Когда через несколько лет мне будут признаваться в изменах, «отбирать» у меня какие-то квартиры, жениться, находясь со мной в отношениях, или кто-то будет бить и царапать мне машины, я буду вспоминать ту девочку из зеркала, которая в отчаянии смотрела на меня полными слез глазами… и думать: «Какая же все это ерунда… квартиры, царапины на машинах и ваши измены… какое все это СЧАСТЬЕ».

В ночь с 10 на 11 июля 2003 года…

Вода, у тебя нет ни вкуса, ни цвета, ни запаха, тебя невозможно описать, тобой наслаждаются, не ведая, что ты такое.

Антуан де Сент-Экзюпери

Я открываю глаза… Потолок… белый… я жива или мертва? Что– то мешает мне дышать… слезятся глаза… и, по-моему, я хочу пить… Я хочу пить… А это значит… что Я ЖИВА. Надо попробовать пошевелиться… Мне очень больно… А это значит, что Я ЖИВА. Я хочу чай… здесь есть кто-нибудь? Кто-нибудь… дайте мне мой любимый Lipton Ice Tea со вкусом персика. По-моему… здесь никого нет… Надо попробовать что-то сказать… но я не могу… мне мешают какие-то трубки… мне больно говорить… я не слышу свой собственный голос… и что это за штука у меня на лице… это, наверное, кислородная маска… Почему я так громко дышу? Мне все это больше не нужно… я могу дышать без этих трубок… мне срочно нужно кого-нибудь позвать… попросить, чтобы они убрали все это с моего лица… Пожалуйста, кто-нибудь… они меня не слышат… надо что-то сделать… Я хочу коснуться своего лица… но не могу пошевелить рукой… ни правой… ни левой… там тоже какие-то трубки… ну давай… ну ДАВАААААААААААААААААААЙ!