Книга Кто убил Влада Листьева? - Юрий Скуратов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Произошло то, чего я боялся больше всего: над президентом поднялась Семья. Она выросла, будто ядовитый куст над самовлюбленным пнем. Пень есть пень, даже если на нем растут опята и его можно считать грибной плантацией. Все это формально. Люди эти считают, что дотянулись до неба, стали бессмертными — не знают они, что те, кто приговорен к бессмертию, живут недолго и в толпе лиц, их сопровождающих, есть люди, которые все понимают. А это означает: за все содеянное рано или поздно придется отвечать.
Говорят, что некоторые дела, заведенные в Генеральной прокуратуре на сановников, были затребованы в Кремль и оттуда не вернулись. И никогда не вернутся. В это я не верю. Да это ничего не значит — остались копии тех дел, и ответ все равно держать придется. Даже если президент прикажет не трогать какого-нибудь Пупкина, Клюшкина или Объедалова. За свои преступления им все равно придется держать ответ. Но позже».
Прежняя бабочка с фиолетовыми и желтыми «глазами» на изящных крыльях сдохла. На следующий день Хозяину посадили новую бабочку — большую, с роскошными лимонными крыльями капустницу.
— Хочу такую бабочку, чтобы, как только посмотришь на нее, так чаю выпить захотелось, — капризно потребовал Хозяин.
И ему купили в зоомагазине лимонную капустницу.
— Хороша! — похвалил Хозяин. — Глаз отдыхает, когда смотришь на бабочек. — Он встряхнул банку. Капустница была шустрой, немедленно заработала крыльями, бесшумная в стеклянном нутре банки, похожая на сияюще красивую, будто возникшую из сказки тень. — Хороша! — повторил Хозяин, перевел взгляд на секретаря, стоявшего в дверях: — Ну-ка, барин, пригласи ко мне Феню!
При слове «барин» секретарь вежливо улыбнулся.
Через полминуты Феня сменил секретаря — стоял на том же месте, что и секретарь, в той же выжидательной позе. Хозяин любовался бабочкой, Феня любовался Хозяином, его крупной седеющей головой, посаженной на мощную шею, оттопыренными, будто у борца, мясистыми ушами, тяжелыми плечами: Хозяин был сработан надежно, прочно.
— Значит, так, Феня, — сказал Хозяин, не оборачиваясь, продолжая смотреть на бабочку, — надо бы прокурорам подкинуть очередную порцию дезы — пусть поработают, позабавляются…
— В следственной группе прокуратуры у нас не осталось ни одного своего человека, — предупредил Феня, — всех выскреб этот Трибой.
— Еврей!
— Да не еврей он, Хозяин.
— Все равно. Дезу легко можно вбросить через милицию, сбоку, разве ты не знаешь?
— Знаю.
— Вот и действуй!
Хозяин с любовью посмотрел на бабочку.
Времени для дневника оставалось все меньше и меньше: Вельский уезжал на работу в восемь утра, возвращался в десять вечера.
Тем не менее он иногда выкраивал минут десять— пятнадцать, чтобы заглянуть в дневник.
«История с раскрытием убийства Влада продолжает раскручиваться, — записал он. — И вот какая вещь — все время сбоку, будто в бейсболе, то с левой, то с правой стороны происходят вбросы мячей — помимо главного мяча, которым уже играют, — и с каждым таким новым вбросом приходится разбираться. Это занимает много времени.
Вбросы происходят в основном по линии наших коллег из милиции. Слишком многие греют на этом деле руки и получают «пособия» не только на манную кашу и сырокопченую колбасу — денег этих хватает даже на икру в бочонках и дорогие автомобили».
В Скопинском районе Рязанской области в учреждении ЯМ-401/5 объявился некий Рытый Р.С. Трижды судимый, в последний раз был приговорен судом к шести годам лишения свободы.
Однажды Рытый неожиданно пришел к начальнику колонии и сказал, что знает, кто убил Влада.
— Да ну! — начальник колонии, седоватый полковник, неверяще качнул головой, потом махнул рукой: иди-ка ты, братец, отсюда подальше. И без тебя голова кругом идет — неведомо, чем завтра людей кормить — в лагере кончались продукты.
— Вот те крест, гражданин начальник! — неожиданно перекрестился Рытый.
Начальник колонии все равно не поверил.
В это время в кабинет вошел один из замов начальника, человек молодой, современный, имеющий знакомых в Москве и, как и все провинциальные служаки, мечтавший выбраться из захолустья. Услышав, о чем талдычит Рытый, он сказал шефу:
— Позвольте, я с этим делом разберусь.
— Разбирайся, — разрешил начальник колонии.
На следующий день в Москву спецпочтой ушло информационное сообщение…
Для проверки информации в Рязанскую область выехали двое: следователь из группы Трибоя и старший оперуполномоченный двенадцатого отдела Управления уголовного розыска ГУВД Москвы Семеркин.
Давать показания Рытый отказался наотрез, даже рукой загородился от московских гостей, чтобы их не видеть.
— Почему? — удивились гости.
— Я боюсь за свою жизнь, — сказал Рытый.
— Тогда зачем же сообщили начальнику колонии, что знаете заказчиков и исполнителей убийства Влада?
— Я их действительно знаю. А что сообщил — минутная слабость. Не продумал текущего момента.
Приехавшие москвичи с досадой переглянулись: выходит, поездка их оказалась пустой. Надо все-таки попытаться взять Рытого — если не кнутом, то пряником.
— Значит, вы отказываетесь давать показания.
— Этого я тоже не говорил.
— Что нужно сделать, чтобы вы начали говорить?
— Перевести меня на поселение, там я смогу защитить себя. А здесь — нет.
Выходило, пока то да се, что допрос откладывается примерно на месяц. Пока будет испрошено «добро» на перевод Рытого, пока оно будет получено, ровно месяц и пройдет. Если не больше. Россия ведь — родина всего лучшего на земле, в том числе и белых слонов, и наша бюрократическая система — лучшая в мире.
Рытого определили на новое место на поселение. Ровно через месяц он был допрошен в качестве свидетеля.
Настороженно оглядевшись по сторонам, словно откуда-то ждал выстрела, Рытый накрыл рот ладонью, сжал губы, будто размышлял, правильно он поступает или нет, и начал говорить.
— В Москве, в «Матросской тишине» я познакомился с Кошаком…. Знаете такого? Кошак сказал мне, что задержали его в связи с изнасилованием, но это все туфта, лапша, повешенная на уши обывателю, на самом же деле он виновен в убийстве Влада. — Рытый снова настороженно оглянулся, лицо у него вытянулось, стало узким, как волчья морда. — Кошак, он… — произнес Рытый и вновь замолчал. То ли наигранная это была пауза, на зрителя, то ли естественная — не понять. Вообще-то люди, с большим стажем пребывания в «местах не столь отдаленных», как правило, бывают хорошими актерами.
