Книга Свободная любовь - Ольга Кучкина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В стране, которая себя делает, какое преобладает ощущение: тревожное, радостное, возбуждающее?
– Прошел все стадии. И прохожу, получая ту или иную информацию, как любой. Но мне это совсем неинтересно, потому что, как ни странно, это неважно. Самое страшное, когда вся страна начинает сопереживать какому-то событию, бросая все дела и участвуя в этом. Я делаю то, что я умею. И может, прозвучит совсем аморфно и аполитично, но мне, по большому счету, пофигу, коммунисты ли у власти, демократы или либералы. Я при всех буду делать то, что я считаю нужным. В этом есть и моя жизненная позиция, и моя жизненная правда, и моя жизненная польза. Не моя для меня. А моя для общества. Я считаю, что если люди науки, культуры, искусства уходят в политику, это от творческого бессилия. Когда здесь уже как бы потеряли стимул и не знают, что делать дальше, а там имеют вес, потому что их помнят по сделанному. Всякий раз уход нормальных людей, профессионалов в политику я считаю потерей государства и общества. Мне симпатичен наш президент. Я за него голосовал.
– А гимн нравится?
– А мне все равно, какой гимн. Мне нравится гимн, который ассоциируется у меня только с одним – с победой в Отечественной войне. И другую музыку в мою голову уже не вставишь. А слова – слов же никто не знает. И когда наши спортсмены выигрывают и играют та-ра-та-ра-ра-ра… – мы победили.
ЛИЧНОЕ ДЕЛО
Леонид ЯРМОЛЬНИК, актер
Родился в 1954 году в городе Гродеково Приморского края в семье офицера и врача. Во Львове за ним прочно закрепилось школьное прозвище – Леннон. В Ленинградский институт театра, музыки и кино его не приняли. Приняли в Московское театральное училище имени Щукина. По окончании был распределен в Театр на Таганке. Снимался в эпизодических ролях в кино. Запомнился миллионам зрителей в образе «цыпленка табака» в телевизионной передаче «Вокруг смеха». Когда на посту главного режиссера Таганки вместо Юрия Любимова, лишенного гражданства, оказался Анатолий Эфрос, актер вместе с группой коллег покинул театр. Вел целый ряд программ на телевидении. Снял несколько фильмов как режиссер и продюсер. Жена – Оксана Ярмольник, театральный художник. Дочь Александра. Живет в Москве.
Три пары штанов и две майки
В его случае не нужно перечислять: поэт, композитор, певец, оперный певец, народный артист России. Довольно назвать имя: Александр Градский.
Накануне его юбилея произошло событие, которое моя коллега определила как «величественное»: представление нового сочинения Градского в недостроенном театре Градского.
– Саша, мы знакомы с тобой двадцать лет…
– Больше…
– Какой подарок на день рожденья был до сего дня тебе дороже всего?
– Подарки я делал себе сам. Несколько раз у меня был психоз в этот день, потому что в день рождения я делал свои вечера…
– Отчетные концерты…
– Каждый раз было много участников, надо было все организовать, но в конце удавалось получить некую толику наслаждения от того, что вроде как все случилось. Лучшего подарка, чем освобождение от ужаса вот этого всего, я не знаю. Сначала человек сам себе создает ужас, а потом через препятствия…
– Через тернии к звездам…
– Просто в тот момент, когда все закончилось, вместо per aspera ad astrum наливаешь рюмку коньяку, и становится так хорошо! Люди ходят, плывут тени, кто-то выносит цветы, кто-то говорит хорошие слова, ты ничего не понимаешь, все весело. Если при этом тебе дали лимон, совсем хорошо. Говорят, только русские закусывают лимоном коньяк…
– Я думала, лимон – миллион…
– Это маловероятно.
«Мастер и Маргарита»
– Я собиралась услышать, как дочка Маша, скажем, подарила тебе какого-нибудь мишку, и по контрасту… Контраста не вышло, но твой нынешний подарок самому себе все равно уникален: опера «Мастер и Маргарита». Ты занимался этим много лет…
– Тридцать с лишним.
– Поскольку по техническим причинам я не попала на презентацию, а ты попал, спрошу у тебя: как тебе эта опера?
– Хороший подарок. И чувство освобождения. От тяжелейшей моральной ноши. Из тридцати с лишним лет года двадцать три я пробовал, сомневался, думал, надо делать или нет. Но, встав однажды утром, я понял: если не начну, потом уже будет невозможно начать. Есть понятие возраста и возраста голоса. Может кончиться тем, что да, пару лет назад я мог спеть этот кусок, а сейчас нет. И тогда станет ясно, что ни о какой опере речи идти не может…
– Сложные голосовые задачи?
– Огромной сложности. В основном для партий, которые я пою.
– А какие ты поешь?
– Сначала я думал, что буду петь Мастера, Иешуа и Воланда. Потом выяснилось, что некому петь Бегемота. Я спел и за него тоже. Идея проста как веник: человек сидит в сумасшедшем доме, а поскольку он автор своего романа, он воображает себя то Светом, то Тенью. Там же роман в романе и еще раз в романе. Единство и борьба противоположностей, о которых говорили марксисты…
– Гегель говорил.
– Сначала Гегель, потом марксисты. На взгляд других, он является психом, но какой литератор или художник не является психом в глазах остального мира? Я не буду пересказывать то, что знают все нормальные люди, читавшие роман. В том и была задача, чтобы полностью сохранить сюжет и последовательность событий, при этом не впрямую, не в лоб используя литературный текст Булгакова, то есть там поется проза, а остальное – стихи. Главный посыл шел от пьесы Павла Грушко, которую он написал по «Мастеру и Маргарите» в 70-х годах…
– Испанист, переводчик, автор мюзикла «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты»…
– Да. Паша пришел и сказал весело: я тут написал пьесу, хочу сделать нечто вроде мюзикла, может, драматический спектакль с песнями, но, признаюсь честно, я дал ее человекам восьми или девяти…
– Никто не хочет?
– Нет.
– Никто не может?
– Нет. Еще круче. У кого лучше получится. Кто первый встал, того и тапки. Пьеса мне сразу понравилась. Начал что-то придумывать, показывать друзьям. Потом засомневался, смогу ли. Понял, что не смогу. Технологические условия записи были в то время совсем никакие. Но стал возвращаться, какую-то тему добавил, потом еще. Потом мне стало жалко темы, придуманные для несуществовавшей оперы, отдавать в какой-то фильм. И стал я их все собирать. Запаковывать как-то, делать к ним контрапункты. Тупая, дурная работа, которая была организована мною совершенно неверно. Я занимался чем-то глобальным, концерты, записи, а это – сел дома раз в неделю за рояль, чего-то такое в голову взбрело… А кончилось вот оперой. Паша хотел драматический спектакль, я же хотел оперу с самого начала. Выяснилось, что мне нужны другие стихи. А Паша взял и уехал в Америку. Но мы с ним друзья и пришли к соглашению, что я делаю либретто и пишу свои стихи. Он сам же и предложил. У него есть свои авторские отчисления по договорным соглашениям, так что все в порядке. Недавно приезжал, слушал. Я понял, что он доволен.
