Книга Бетанкур - Дмитрий Кузнецов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Урну с водой уронив, об утёс её дева разбила. Дева печально сидит, праздный держа черепок. Чудо! Не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой, Дева, над вечной струёй, вечно печальна сидит.
Знал ли великий русский поэт, что памятник «юной деве» был установлен в Екатерининском парке в 1816 году стараниями Бетанкура: тот сам выполнил все гидравлические работы, чтобы из горлышка разбитого кувшина тонкой струйкой сочилась прозрачная вода, напоминая о хрупкости человеческого бытия и призрачности воздушных замков. Не зря Пушкин кувшин называет урной — сосудом для сбора и захоронения праха умерших. Разбитый кувшин символизирует смерть, а струя воды — бессмертие. Бетанкур всегда считал, что именно вода хранит в себе тайну вечности. Неслучайно из единственного родника в Екатерининском парке он сделал архитектурную композицию в виде грота, но, к сожалению, в середине XIX века он был уничтожен. А фонтан «Молочница с разбитым кувшином» уцелел.
Во время Второй мировой войны скульптуру спрятали, закопав глубоко в землю, где она пролежала более трех лет. Захватчики искали её, чтобы отправить на переплавку, но так и не нашли. По иронии судьбы именно в Царском Селе, на Павловском шоссе, в замке Самойловой, недалеко от того места, где было зарыто бронзовое изваяние, располагался штаб 250-й дивизии испанских добровольцев, вошедших в историю Второй мировой войны под названием Division Azul (Голубая дивизия).
Сегодня бронзовый оригинал статуи Павла Соколова «Молочница с разбитым кувшином» (её авторская гипсовая модель хранится в Государственном Русском музее) помещён в фонды музея-заповедника, а в Екатерининском парке установлена копия.
В дальнейшем Павел Соколов участвовал в создании Египетского, Банковского и Львиного мостов в Санкт-Петербурге: их строил инженер Вильгельм фон Треттер, много лет проработавший под руководством Бетанкура.
В 1811 году в особняке графа Николая Петровича Румянцева на Английской набережной Бетанкур познакомился со знаменитым русским скульптором, профессором Академии художеств Иваном Петровичем Мартосом и сразу заказал ему гипсовый бюст Александра I. Этот бюст долго будет украшать его рабочий кабинет в Институте Корпуса инженеров путей сообщения.
Уже из первой беседы выяснилось, что Иван Петрович учился в Италии рисунку у немецкого живописца Антона Рафаэля Менгса, придворного художника испанского короля Карла III. Менгс был близок с учителем Бетанкура художником Мариано Сальвадором Маэлья. Между Бетанкуром и Мартосом тоже возникла дружба, и они пронесли её через многие годы. Оба были творческими людьми, да и познакомил их общий любимец — граф Николай Петрович Румянцев; с ним они не раз будут играть в карты и ездить под Гатчину на псовую охоту.
Иван Петрович Мартос ещё до того, как стал ректором Академии художеств в Петербурге, неоднократно посещал Бетанкура, жившего с семьёй в Юсуповском дворце на Фонтанке. Мартос очень не любил говорить по-русски, несмотря на то что родился в Малороссии и с шести лет учился в Петербурге. По национальности он был грек, и говорить по-русски ему всегда было в тягость. Поэтому он сходился быстрее с французами и англичанами, чем с соотечественниками. В семье Бетанкура, где обычно говорили по-английски, а при посторонних по-французски, Мартос чувствовал себя уютно. К тому же ему очень нравились дети Августина Августовича, особенно младший Альфонсо — ему он обычно приносил подарки. Ребёнок обожал, когда Иван Петрович приходил в гости.
В Институте Корпуса инженеров путей сообщения была прекрасная русская баня, которую Бетанкур усовершенствовал своими руками. Горячий сухой пар там всегда был отменный, и по субботам Мартос специально приезжал со своим веником к Бетанкуру, чтобы вместе попариться. Температура в парилке порой достигала 100°С. Бетанкур и Мартос никогда никому не доверяли своих веников, а парились сами, в конце процедуры обливая друг друга холодной водой. А после бани обязательно пили мадеру и курили кальян с ароматным ширазским табаком.
По субботам днём в апартаментах Анны Джордейн почти всегда находился кто-нибудь из посторонних. Часто у неё в гостях бывала жена американского посланника в России миссис Луиза Кэтрин. Иногда её сопровождала свояченица, к чарам которой был неравнодушен сам император Александр I. Луиза Кэтрин находилась на восьмом месяце беременности, и мадам Бетанкур, мать четверых детей, консультировала её, стараясь дать полезные советы. Даже начавшаяся в 1812 году англо-американская война никак не отразилась на отношениях двух женщин, очень любивших посплетничать. Одной из главных тем была дороговизна в Петербурге.
Семьям Бетанкура и американского посланника для нормальной жизни постоянно не хватало денег. И не просто не хватало, а не хватало катастрофически! Более дорогого города, чем Петербург, они ещё никогда не встречали. Северная столица могла разорить кого угодно, что уж говорить о скромном американском посланнике, получавшем от своей страны содержание девять тысяч долларов в год, в переводе на русские деньги приблизительно сорок тысяч рублей. При этом американскому посланнику постоянно требовалось устраивать приёмы и званые обеды. Это было немыслимо! К примеру, французский посол в России маркиз де Коленкур располагал суммой в двадцать пять раз большей, чем Джон Квинси Адамс. Экономя на всём, американский дипломат не мог, в отличие от своих европейских коллег, устраивать пышные приёмы, не говоря уже о музыке и фейерверках. Он также испытывал большие затруднения, когда в гости приглашали его самого.
В высшем свете Петербурга было принято каждый раз появляться в новом наряде. А что мог позволить себе скромный посланник, если сам президент Соединенных Штатов Америки в то время зарабатывал двадцать пять тысяч долларов в год?
Второй излюбленной темой бесед мадам Бетанкур и миссис Адаме были взаимоотношения Екатерины Павловны, жены принца Ольденбургского, с грузинским князем Багратионом. Как известно, принц Ольденбургский в это время занимал пост главного директора путей сообщения Российской империи и являлся прямым начальником генерал-лейтенанта Августина де Бетанкура. А Луиза Кэтрин была близка с женой Александра I — царствующей императрицей Елизаветой Алексеевной, не ладившей со вдовствующей императрицей Марией Фёдоровной и её дочерью Екатериной Павловной. Именно Елизавета Алексеевна распускала по Петербургу слухи о взаимоотношениях между сестрой императора и грузинским князем.
Ещё весной 1809 года, когда Александр I узнал, что и после замужества Екатерины Павловны её роман с Багратионом, вернувшимся из Финляндии, продолжается и ведется интенсивная переписка, он отправил строптивого генерала в Молдавскую армию под начало князя Прозоровского. Но и тогда интимная переписка не прекратилась, а только сделалась ещё более тайной. Хотя что можно было скрыть от петербургского света? Все знали, что жена Багратиона, урождённая графиня Екатерина Павловна Скавронская, внучатая племянница князя Потемкина, под предлогом лечения в 1805 году бросила мужа и уехала за границу.
Пётр Иванович сильно переживал разлуку с женой, но в 1807 году влюбился в другую Екатерину Павловну — родную сестру императора Александра I.
