Книга Подлинная история Дома Романовых. Путь к святости - Николай Коняев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Об этом разделении нечистых и чистых, зараженного и здорового и молились великие подвижники Русской Православной Церкви, без этого бессмысленно было рассчитывать на Божию помощь.
Под стенами Москвы эта помощь явилась ополчению Минина и Пожарского во всем своем величии и силе.
Напрасно гетман Ходкевич пытался снять осаду с Москвы или хотя бы пробиться к осажденным. Бессильными оказались и полководческий талант гетмана, и боевая выучка.
Не помогло полякам даже предательство Д.Т. Трубецкого[45]…
«Мы не закрываем от вас стен… – надменно писали князю Дмитрию Пожарскому осажденные поляки, когда его ополчение встало у стен Москвы. – Берите их, если они вам нужны… Отпустил бы ты, Пожарский, своих людей к сохам. Пусть холоп по-прежнему возделывает землю, поп служит в церкви, Кузьмы пусть занимаются своей торговлей – царству тогда лучше будет, нежели теперь при твоем управлении, которое ты направляешь к последней погибели государства…»
Но уже через несколько недель все изменилось.
Необъяснимо, как произошло такое мгновенное разложение польской рати, но так и было.
Польские жолнеры добивали раненых, выкапывали тела из могил и поедали их. Началась охота на живых людей. Леденящий страх расползся по Кремлю…
А 22 октября 1612 года загудели колокола в московских церквях.
Это перед последним штурмом встали русские ратники на молебен перед чудотворной иконой Казанской Божией Матери…
Уместившись в пространстве двух лет, сходятся судьбоносные для нашей страны даты…
В 1578 году родился Дмитрий Михайлович Пожарский, будущий освободитель Москвы от поляков.
А на следующий, 1579 год случился в Казани большой пожар, после которого была обретена на пепелище чудотворная икона Божией Матери, и самое первое чудо, совершенное от нее, – преображение священника, отца Ермолая. Подняв с земли чудотворный образ, немолодой – ему было около пятидесяти лет – приходской батюшка, превращается вдруг в грозного святителя – патриарха Гермогена…
Вот два события, из которых произросло спасению нашего Отчества от разрушительной Смуты, в которую ввергли его властолюбие, алчность, разврат и своеволие.
И сейчас, четыре столетия спустя, в самой одновременности этих событий различается образ русского спасения. Вот три необходимые составляющие его: Божия помощь, воинская доблесть, смирение и подвижничество…
Чудо, которое совершила Казанская икона Божией Матери с иереем Ермолаем, превратив его в грозного святителя Гермогена, было только прообразом чуда, совершенного 22 октября 1612 года, когда перед Пречистым Ликом Казанской иконы Божией Матери разъединенные политическими симпатиями и антипатиями, враждующие друг с другом русские люди вдруг очнулись и, ощутив себя единым народом, сбросили с себя вместе с обморочностью Смуты и ярмо чужеземных захватчиков.
Тогда, 22 октября 1612 года, единым приступом были взяты стены Китай-города, и поляки укрылись в Кремле, чтобы через три дня сдаться на милость победителей.
На 22 октября (4 ноября) и установили осенний праздник Казанской иконы Божией Матери[46]…
И вот пришло 25 октября, когда распахнулись окованные железом створы Троицких ворот на Неглинную и, как и было условлено, выпустили вначале московских думных бояр, трепетно хранивших верность польскому королю Сигизмунду и его сыну Владиславу…
«Жаль было смотреть на них, – пишет Н.И. Костомаров. – Они стали толпою на мосту: не решаясь двигаться далее. Козаки подняли страшный шум и крик. “Это изменники! Предатели! – кричали козаки. – Их надобно всех перебить, а животы их поделить на войско!”»
Злые крики наотмашь хлестали изменников.
Уже и камни полетели в них, но ополченцы Пожарского и Минина удерживали народ, не давая растерзать предателей.
Началась перебранка. Кое-где завязывались драки.
Бояре, не двигаясь, стояли на мосту, ожидая решения своей участи.
Испуганно вздрагивая, жался к монахине Марфе (Романовой) съежившийся от страха и холода узкоплечий подросток. Ему было шестнадцать лет, но он казался гораздо моложе. Это был будущий царь Михаил Федорович Романов…
Сидя на коне, строго смотрел на бояр-предателей князь Дмитрий Пожарский. Рядом с ним поднято было тяжелое знамя с ликом Спаса.
Большой знаток Смутного времени С.Ф. Платонов, рассказывая о князе Дмитрии Пожарском, заметил, что в древнерусском обществе было мало простора для самовыражения; личность мало высказывалась и мало оставляла после себя следов…
Это верно, но верно лишь с внецерковной точки зрения, а древнерусский человек вне Церкви не мыслим. Без хоругвей, покачивающихся за его спиною, без знамени с ликом Спасителя немыслим и Дмитрий Михайлович Пожарский.
Пройдет еще несколько минут, и князь взмахнет рукою, подавая знак, и следом за чудотворным образом Казанской Божией Матери, который, по благословению патриарха Гермогена, сопровождал ополчение на всем его пути до Москвы, потекут отряды ополченцев в освобожденный Кремль…
О, как мечтали они увидеть Кремлевские соборы, как жаждали припасть к московским святыням! Эта надежда и помогала вынести все тяготы похода.
Шли и думали, что главное – добраться до Московского Кремля, очистить его от захватчиков… Ведь там, за зубчатыми стенами, тепло сердечное, там – незаходящее солнце московских куполов!
И вот одолели ворога!
Дошли…
Холодный ветер нес по московским площадям мусор отчаяния, сор и грязь предательства.
Сыро, серо и страшно было в Кремле…
Вглядимся еще раз в картину, открывшуюся глазам князя Дмитрия Пожарского и его ратников в утренние часы 25 октября 1612 года…
Толпятся на Каменном мосту перепуганные бояре-предатели…
На голове у Федора Ивановича Мстиславского темнеет пропитанная кровью повязка. Эту отметину накануне оставил жолнер, забравшийся в хоромы Федора Ивановича, чтобы съесть последнего Гедиминовича.
Хромой Иван Никитич Романов опустил голову.
