Книга Боттичелли - Станислав Зарницкий

В сумрачном настроении Сандро покинул кабинет Лоренцо. Постояв у тела Джулиано, он не решился попросить открыть его лицо: он был просто не в состоянии смотреть на того, кто еще совсем недавно был олицетворением красоты и жизненной силы. Вздохнув, он отправился к палаццо Веккьо. В рассеянном свете уже почти закатившегося солнца трупы повешенных выглядели еще более зловеще, как-то нереально. Над площадью, раскалившейся за жаркий весенний день, облаком повис тошнотворный трупный запах — его источали плиты, напитавшиеся кровью растерзанных мятежников. Оказаться бы подальше от этого места! Но ему предстояло запомнить лица казненных, определить хотя бы на глаз расположение будущей фрески и ее размеры и в довершение всего попросить служителей Синьории перевесить трупы, поскольку Лоренцо, желая еще больше унизить противников, пожелал, чтобы они были изображены повешенными за ноги — здесь одной фантазией не обойдешься, нужно написать все так, как это выглядит в действительности. От служителей Сандро узнал, что днем на площадь приходил Леонардо да Винчи и делал зарисовки. Уж этому все нипочем — он изучает природу! Ему приспичило узнать, какое положение занимает тело повешенного, что происходит с его мускулами, какое выражение принимает лицо и многое другое, что даже не придет в голову нормальному человеку! На площадь уже слеталось воронье. Запах тления в разливающейся ночной прохладе становился невыносимым. Сандро ушел домой.

Ночью трупы сняли. Перед стеной спешно соорудили леса и по желанию Сандро затянули их полотном, чтобы, пока он будет работать, на него не глазели с площади. Торопились напрасно, ибо живописцу нужно было еще изготовить картоны для будущей фрески, а эта работа никак не клеилась. Во сне его мучили кошмары: казненные плясали перед ним, корчили рожи, высовывали языки, а после пробуждения ему снова предстояла встреча с ними, возникающими под его кистью. Но еще хуже ему пришлось, когда он приступил к фреске. Ему казалось, что от стены Синьории до сих пор исходит неприятная вонь гниющего мяса, которую не в силах перебить даже запах сырой штукатурки. Его мутило, он бросал работу, штукатурка подсыхала, ее обливали водой и накладывали сверху новую — пытка грозила затянуться надолго. От пережитого невозможно было отвлечься и дома: портрет Джулиано, с которым тоже нужно было спешить, чтобы в памяти не изгладились черты погибшего, постоянно напоминал о происшедшем.

События, начало которым положил злосчастный апрельский день, на долгие месяцы определили жизнь Флоренции. Похороны Джулиано — с соблюдением всех традиций, с плакальщицами, с обязательным присутствием всех родственников и друзей, с погребением в древней базилике Сан-Лоренцо — не подвели под ними черты. Молодежь города еще долгое время носила траурные одежды, а власти разбирались с последствиями заговора. Угрозами они принудили монахов баптистерия Сан-Джованни выдать Маффеи и Стефано. После мучительных пыток — им отрезали носы и уши, изуродовали лица, переломали кости — заговорщиков повесили. Продолжались поиски Бандини. Убийца Джулиано исчез из Флоренции, но Лоренцо поклялся найти его и отомстить.

Якопо Пацци не обрел покоя и в могиле. После казни его погребли в семейной капелле при церкви Санта-Кроче, и казалось, о нем можно было бы и забыть. Но в начале мая на Флоренцию и ее окрестности обрушились небывалые ливни. Арно вышла из берегов, улицы превратились в зловонные канавы — работу над фресками пришлось прекратить. В город со всей округи стали стекаться крестьяне с жалобами на постигшие их беды — потоки воды смывают почву, пшеница полегла, всходы гниют, — как будто флорентийские власти могли им чем-то помочь. Назревали новые беспорядки, и тогда распространился слух: Господь разгневался за то, что старого Якопо похоронили в освященной земле. Перед казнью он якобы богохульствовал, проклинал не только Синьорию и папу, но и Бога со всеми святыми. Кто пустил этот слух гулять по городу, установить не пытались, но впоследствии заслугу спасения Флоренции от грозившего ей потрясения Полициано приписывал себе. Пришлось принять решение перезахоронить Якопо за городской стеной.

Дальнейшие события Полициано описывал так: «На следующий день произошло нечто подобное дурному пророчеству: огромная толпа детей, как бы побуждаемая зловещими факелами фурий, опять выкопала погребенный труп; когда кто-то попытался им воспрепятствовать, они едва не забросали его камнями. Затем на тело накинули петлю и протащили по всем кварталам города со многими насмешками и поношениями. Они заставляли всех прохожих расступаться, со смехом крича, что сопровождают знатного рыцаря; к тому же, размахивая посохами и остроконечными копьями, они предупреждали, чтобы никто не мешал им на пути к центру города, где ожидали граждане. Быстро протащив его к дому, принялись ударять труп головой в узкую дверь, громко вопрошая, есть ли кто-нибудь дома и встретит ли кто-нибудь хозяина, возвращающегося с большой свитой. Им не позволили пройти к центру, тогда они поспешили к реке Арно, куда и бросили тело. Когда оно всплыло, за ним последовала огромная толпа крестьян, разразившаяся криками; говорят, кто-то заметил с усмешкой, что с этим человеком все произошло так, как он хотел, ведь после смерти, как и при жизни, его сопровождает весь народ».

Флоренция в эти дни и без того жила в тревожном ожидании — ее правительству было ясно, что заговор Сальвиати и Пацци отнюдь не был плодом только их честолюбивого желания господствовать в городе. Нити его тянулись в Рим. Сикст не скрывал своих планов установить власть Ватикана во всей Италии. В подобных помыслах он был не первым и не последним из пап, и на пути к этому стояла прежде всего Флоренция. Сломить ее, подмять под себя — такова была цель воинственного первосвященника. Заговор не удался, но остался путь прямого вторжения. Союзники Сикста уже определились: Джироламо Риарио, Фердинанд Неаполитанский, Федерико Урбинский. Лоренцо мог надеяться на помощь Милана и Венеции. На полуострове опять возникла ситуация, которую в свое время кратко, но емко охарактеризовал Данте:

Италия, раба, скорбей очаг, В великой буре судно без кормила, Не госпожа народов, а кабак!

В суматохе этих проклятых дней от внимания граждан как-то ускользнул тот факт, что в управлении их городом произошли изменения. Полномочия Совета восьми были продлены с двух месяцев до полугода, и в него ввели Лоренцо, поручив ему заведование внешними делами республики. Впервые представитель семейства Медичи занял официальный пост — доселе их власть покоилась как бы на негласной договоренности, на авторитете и деньгах. Великолепный не стал терять времени даром. Уже в день мятежа он направил курьеров в Милан и Венецию с просьбой о помощи. Союзники откликнулись сразу же, как только получили его послания: тайный совет Милана послал двух своих кондотьеров с отрядами к северным пределам Тосканы, а Венецианская республика приказала своим полководцам быть наготове, чтобы защитить Флоренцию со стороны Фриули.

Однако Лоренцо беспокоили не столько угрозы вторжения, сколько тайные происки Ватикана. В Риме убили нескольких флорентийских купцов, а их имущество разграбили; наверняка погиб бы и посланник Синьории, если бы его не спас венецианский коллега. Кардинал Рафаэлло Риарио не скупился на преувеличения, расписывая, сколь неучтиво с ним обходился Лоренцо и какие издевательства ему пришлось вынести во Флоренции. Легаты Сикста убеждали европейские дворы, что Лоренцо сам подбил народ на беспорядки, чтобы избавиться от архиепископа Сальвиати, которого не желал признавать. В свою очередь, Великолепный разослал по Европе отчет Полициано о событиях, в которых поэт не пожалел черной краски, описывая заговорщиков как тщеславных проходимцев, пьянчуг, игроков, людей без чести и совести.