Книга Генерал Снесарев на полях войны и мира - Виктор Будаков

Кроме неизбежных деловых да нечастых писем друзьям и родственникам он пишет более всего семье, об этом знает полк, дивизия, корпус. «Зная мою слабость, устраивают особый спектакль: когда я прихожу на позицию (а о приходе всегда знают по телефону), половина людей лежит на животах и строчит письма “своим”… Хорошо хоть то, что ловят меня на очень полезной вещи».

Да, семья — родина! Если Родина — дерево, семьи — её листва.

Ещё фронтовой дневник. Его он начал вести не с первого месяца войны и сожалел, что не имел возможности начать раньше. Дневник нередко повторяет мысли и эпизоды писем, разумеется, не буква в букву; главное же, дневник — это большой тезис к большой работе, быть может, более широкой, нежели названная им «Огневая тактика». Это остов обзорно-исследовательского труда военного мыслителя и практика, у которого счастливое сочетание: и наблюдать фронт с командного пункта, предводительствуя по восходящей полком, бригадой, дивизией, корпусом, и знать фронт изнутри; нередко — из окопа. И это не большевистская «Окопная правда» — газета безответственно-агитационная, а правда настоящая, выстраданная, вобравшая солдатскую страду и боль; правда одного окопа и всего пространства и воздуха войны. Масса цифр, числа убитых — всё фиксируется тщательно, будто однажды поможет погибшим восстать из мёртвых. Дневник от начала до конца — стремительно разворачивающийся свиток, в котором перемежаются наблюдения, действия, размышления у передовой, в траншее, на поле боя, особенности в управлении, скажем, полком и дивизией, работа с подчинёнными, формирование воинского духа, разборы удачных и неудачных атак, боёв и сражений, наступлений и отступлений, проницательное видение проблем от сугубо огневых до интендантских, распада и разложения армии, солдата, высокая оценка офицерского корпуса, а также психологические характеристики известных полководцев и военачальников Первой мировой войны: Брусилова, Лечицкого, Корнилова, Рузского, Иванова, Алексеева, Каледина, Зайончковского, Щербачёва, Головина, Черемисова, Кознакова, Павлова, Ханжина, Едрихина (Вандама), Эрдели…

В письмах и дневниковых записях — чреда верных наблюдений и заметок, подчас пророческого видения государственного будущего России и главных мировых стран, наших отношений с союзниками в сферах политической, военной, народоведческой, педагогической! И даже — литературной!

Истинная радость читать их, исполненных сердечности, справедливости, озабоченного взгляда на происходящее, и не обуза, а радость цитировать их обстоятельно, что и будет впереди, поскольку образ, в них являющийся, настолько глубок, полноцветен, что излишней представляется всякая неумеренная сторонняя «литературная» прорисовка.

6

Войну Снесарев начал в Восьмой армии — одной из самых деятельных на Юго-западном фронте, который в свою очередь был одним из самых напряжённых среди русских фронтов Первой мировой войны. В этой армии — Брусилов, Каледин, Корнилов, Деникин, Ханжин, Марков, Гутор, Кознаков, Павлов, Келлер, Зайончковский, Покровский… Вообще на Карпатском направлении — много выдающихся помимо названных военных: Лечицкий, Врангель, Щербачёв, Головин, Черемисов, Крымов, Краснов, Кутепов, Дроздовский, Маннергейм…

Ещё* не знает Снесарев, сколько времени, нервов, трудов, бессонниц, сколько жизни ляжет под плавящий каток войны, не знает, и какие базовые точки выпадут ему в фронтовые годины, но мы-то задним числом знаем, где долее всего или, пусть и ненадолго, напряженней всего придётся ему испытать войны: это прикарпатские, карпатские земли, это Каменец-Подольск, Черновцы, Бучач, Монастыржеска, Посада-Работыцка, Самбор, перевал Ужок, Кирлибаба — «Орлиное гнездо», Бряза, Коломыя, Зивачув, Тысмяница, Сюлко…

В преддверии войны Снесарев «иконку из Почаева надел и почувствовал себя совершенно спокойно…», и спокойствие, столь необходимое в военной страде, подтверждает в открытке, посланной жене уже с занятой австрийской территории: «Дорогая моя ненаглядная Женюра! С 1 по 7 августа дивизия в непрерывных боях; жив и здоров. Вчера первые значительной частью перешли границу, и теперь нам будет легче и безопаснее… Был и под ружейным, и под орудийным огнём, и вышло то, что предполагал: чувствую себя совершенно спокойным…»

Более обстоятельно о тех днях-часах повествуют «Мои воспоминания» Брусилова, тогда командующего Восьмой армией. Снесарев как участник позже при прочтении не находил их приблизительными, исказительными. Боевое крещение Сводная казачья дивизия приняла в первые же недели войны близ местечка Городок, в полусотне вёрст от Каменец-Подольска, на реке Збруч, где проходила русско-австрийская граница. На Збруче кроме пехотных застав изготовилась ещё австрийская кавалерийская дивизия. Она попыталась сломать казачью дивизию впереди левого фланга армии, у Городка. Казаков поддерживали четыре роты пехотинцев, они густо залегли по околице местечка. А пулемёты дивизии стояли так, что могли обстреливать всю местность перед залегшими пехотинцами. Австрийская конница понеслась развёрнутым строем, без разведки. Эту отважную, но неуместную, бессмысленную атаку русские встретили ружейным и пулемётным огнём, исход её для австрийцев был плачевным. Снесарев видел, как по полю бегали ошалелые люди и лошади. Он понимал, что для довершения разгрома надо было двинуть Донскую казачью бригаду, находившуюся в резерве у начальника дивизии, но тот оказался робок, нерешителен. К слову, скоро он был смещён, как обмолвился Снесарев в письме: «акт разумный, но, может, и случайный». Весьма потрёпанной австрийской дивизии всё-таки удалось перебраться через Збруч на свой берег.

Русские армии стали двигаться одновременно и на Северо-западном фронте, где в сражении под Гумбиненом немцы попятились, но вскоре разгромили русских у Мазурских озёр, и на Юго-западном, где в августе — сентябре развернулась Галицийская битва. Юго-западный фронт выгибался четырёхсоткилометровой дугою. Австрийцы заняли было Каменец-Подольск, но уже через два дня оставили его и даже возвратили взятую с жителей контрибуцию, узнав, что русские войска перешли пограничную реку Збруч и двинулись к Тарнопрлю. Восьмая армия под командованием генерала Брусилова и Третья армия под командованием генерала Рузского, вторгшись в Галицию, наступали на Львов и Галич. Левый фланг Восьмой армии надёжно подпирала Сводная казачья дивизия, которой теперь командовал генерал Павлов. Она двигалась через Чортков на Бучач, далее на Сатанов. Чортков, Саганов — ну что за названия, некая географическая дьяволиада, и всё же русские преодолеют их. Командарм отмечает удачные действия Сводной дивизии при взятии Чорткова, генерал-майору Павлову объявляет благодарность.

10 августа 1914 года дивизия ведёт бой у местечка Бучач. («За отличие в делах против неприятеля полковник Генерального штаба начальник штаба 2-й сводной казачьей дивизии Андрей Снесарев награждён орденом Владимира третьей степени с мечами», — позже, ровно через четыре месяца, сообщит «Русский инвалид».)

Через сутки — тяжелейший, от раннего солнца и дотемна, бой под Монастыржеской. Снесарев «за особые отличия вне нормы награждён Георгиевским оружием». Высочайший приказ 24 февраля 1915 года также обнародован в «Русском инвалиде», и также с опозданием: «Командиру пехотного полка 133-го Симферопольского Андрею Снесареву за то, что, будучи начальником штаба 2-й казачьей сводной дивизии, 12 августа 1914 года под Монастыржеской, у опушки леса, когда обнаружился охват с трёх сторон противником наших смешанных частей, вместе с хорунжим Голубинским (там же и убитым) и Ковалёвым собрал рассеянные части и в ста метрах от неприятельской цепи руководил огнём».