Книга Мутные воды Меконга - Карин Мюллер

Он рассмеялся, взвел воображаемый курок и дважды выстрелил. Но не успела я отреагировать на его заявление о том, что он – бывший партизан-вьетконговец, как он достал свежий французский батон и разломил на две части.

– Теперь все по-другому, – сказал он и протянул мне половинку. – Добро пожаловать во Вьетнам!

Он уселся рядом, жуя мякиш, и стал рассказывать о том, как провел несколько лет в джунглях, как хранил в носке свою нормированную порцию риса, как солдаты устроили пир горой, когда несчастная корова из деревни наступила на мину, и как они голодали потом.

Стоило нам с Джеем сказать, что мы не знаем, где будем ночевать сегодня, как он посоветовал особенно живописную деревушку и приказал водителю доставить нас прямиком к порогу гостиницы. Он вовсе не пытался загладить свою вину за двоих убитых им солдат; его семья потеряла троих сыновей, и у него до сих пор были шрамы от шрапнели на локте и голени. Для него война кончилась и ее печали упокоились. К нам, американским туристам, он отнесся с непредвзятостью ребенка.

Деревушка, раскинувшаяся на берегах спокойной и мутной Красной реки[8], и вправду оказалась чудесной. Вода весело журчала по бамбуковым акведукам, стекая в замшелые бочки. Старуха шла вслед за буйволом, подбирая пучки соломы, упавшие с телеги с деревянными колесами. Мы с Джеем отправились в гостиницу бросить рюкзаки. Я достала камеру, чтобы снять последние лучи заходящего солнца, и столкнулась лоб в лоб с тремя полицейскими, которые пили виски на креслах за стойкой регистрации. Несмотря на сегодняшний случай в автобусе, я невольно попятилась. Добродушный кондуктор был в отставке. Эти молодые люди – нет. Они увидели меня в дверях и помахали рукой, я оказалась в безвыходном положении.

Все трое были неженаты, в крошечную деревушку их назначили совсем недавно. Они жили на втором этаже гостиницы и каждое утро пили чай с хозяйкой. Пошептавшись между собой и потолкав друг друга локтями, они решили доверить мне свой тщательно охраняемый секрет.

– Мы учим английский, – торжественно прошептали они.

Когда я предложила им помощь, они радостно заулыбались и достали три измочаленных листка – остатки чехословацкого школьного учебника, текст в котором было совершенно невозможно разобрать. Следующие два часа мы мучились с произношением букв «б», «в» и «к»; они выговаривали их так, как мой язык никогда бы не сумел. Когда я наконец сбежала от них, чтобы принять душ и перекусить, то была уверена, что английский им в жизни не выучить. А они, похоже, решили, что я его вообще не знаю.

Наутро мы с Джеем встали рано, помня о простой истине, знакомой всем бывалым автостопщикам: главное не кто ты и не куда ты едешь, главное – оказаться в нужном месте в нужное время. В угрюмый предрассветный час мы нашли подходящий перекресток, сели на корточки и принялись ждать.

Через несколько часов рядом открылась уличная кухня и началась оживленная торговля супом. Ароматный пар кипящего бульона притягивал нас, как голодных дворняг. Женщина, разливавшая суп, спросила, что это мы расселись на углу, расхохоталась, услышав мой пристыженный ответ, и ткнула пальцем в заднюю комнату, где на циновке ел мужчина.

– Мой муж, – пояснила она.

Вскоре ему надо было уезжать, и мы могли бы отправиться вместе с ним. Мы с благодарностью приняли предложение хозяйки и сели завтракать.

Муж доел, аккуратно вытер губы салфеткой, надел фуражку офицера вьетнамской армии и залез на водительское сиденье двухтонного русского военного грузовика. Мы последовали за ним, уже с куда меньшим энтузиазмом.

Судя по звездочкам на погонах, он был лейтенантом. И к тому же одним из самых красивых мужчин, которых я когда-либо видела. Однако, как я ни старалась, все равно не поняла ни слова из того, что он говорил, а он в свою очередь лишь качал головой и улыбался в ответ на мои попытки завязать разговор. Капот нашего грузовика, казалось, тянулся бесконечно над громадным мотором, но грузовику было почти тридцать лет, и он давно лишился своих амортизаторов и высоких скоростных качеств. Мы прыгали по кочкам на восьми милях в час, часто останавливаясь в ожидании, пока дорожные рабочие не разгребут кучи камней с прохода и не пропустят нас.

Пейзаж зазеленел буйной растительностью; тут и там попадались самодельные акведуки, которые собирали воду с дороги и змейками убегали вниз, к невидимым горным деревням. Босые люди в домотканой одежде несли длинные примитивные винтовки; их шеи опоясывали веревки с подвешенными на них кожаными мешочками с порохом и шрапнелью для охоты на птиц.

Мы оказались не единственными автостопщиками на этой ветреной однополосной дороге. Наш тяжелый грузовик то и дело с пыхтением останавливался; лейтенант спускался, чтобы помочь группе деревенских жительниц подняться в кузов и загрузить корзины с товаром для продажи на рынке. Каждый раз благодарные пассажиры вознаграждали его мандаринами, и мне нашлось занятие: чистить и раздавать ломтики сочных фруктов.

Три часа спустя языковой барьер начал ослабевать, через шесть – от прошлых недопониманий осталось лишь туманное воспоминание, а с наступлением темноты наш водитель настоял, чтобы мы поужинали с ним и пятью его друзьями в придорожном кафе. Они заказали целую гору еды: жареного поросенка и собаку, дымящуюся капусту, рис, суп, виски и чай. Мы ели до тех пор, пока не раздулись, а потом сидели, ухватившись за животы, а наши сотрапезники по очереди выбирали самые сочные куски мяса и исподтишка подкладывали нам в тарелки.

Все пятеро были лейтенантами, которые принесли тридцатилетнюю солдатскую присягу в один и тот же день. Родом из Вьетчи, все они вместе поднялись по званию; затем их послали в Москву на шесть лет – обучаться на механиков и водителей. Поначалу они заверили нас, что жизнь в России прекрасна, но, когда бутылка виски пошла по второму кругу, заговорили иначе.

– Слишком холодно, – признались они, – а русские, они никогда не улыбаются.

Им доставляло удовольствие по-дружески накачивать Джея виски до тех пор, пока тот совсем не захмелел, хотя сами пили мало, а двое водителей и вовсе не прикасались к спиртному. О семьях говорили много и с тоской. Из-за работы они вынуждены были находиться в разлуке с родными по нескольку дней в неделю; наш красавец водитель очень скучал по сыну, которому был всего годик. Жена, гордо сообщил он мне, в одиночку управлялась с рестораном. Стоило ему похвастаться, и началось дружеское соревнование: каждый спешил сообщить, кем работает его жена.

– Учительница! – выкрикнул один.

– Доктор!

У четвертого и пятого приятелей жены оказались швеями. Последний был неженат, но именно он выиграл, глянув на меня искоса и сказав:

– Хочу жениться на американке.

К моему удивлению, ни у одного из них не было больше двоих детей, и это в стране, где семья ценилась превыше всего, и чем больше она, тем лучше. Наш водитель напомнил мне о плакатах, которые я видела почти во всех городах: они провозглашали новую стратегию правительства в поддержку малых семей. «ЗАВОДИТЕ ОДНОГО ИЛИ ДВОИХ ДЕТЕЙ!» – гласили надписи. В армии к делу подошли серьезнее: за каждого третьего ребенка военных лишали звезды.