Книга Таежный гамбит - Юрий Достовалов

«Федотыч? — недоумевал Мизинов, направляясь к своему номеру. — Как странно! Портье, помнится мне, назывался Пантелеем Силычем…»

Подходя к номеру, Мизинов услышал за дверью соседнего, двести третьего, какое-то кряхтенье. Он прислушался. Так и есть — за дверью кто-то возился и стонал. Мизинов легонько постучал в дверь. Стоны усилились, теперь можно было расслышать слабый голос. Он, кажется, молил о помощи. Мизинов приложил ухо к замочной скважине и отчетливо услышал: «Помо-о-о-ги-те…» Подергал дверь — заперто. Стоны усиливались. Мизинов расстегнул кобуру, вытащил наган и направился к конторке.

— Что это у тебя, племянничек, в двести третьем номере, а? — в упор спросил он обомлевшего портье.

— Сняли недавно… Пьяненький один-с, ваше превосходительство… По виду ровно купцы-с… — залепетал Федюк. — Предупреждали мы их, значится, что может быть того… удар-с… Не послушались оне-с… И вот-с… — он суетливо засеменил впереди Мизинова по коридору. Генерал следовал за ним, тревожно озираясь по сторонам. В тускло освещенном коридоре он не заметил прорех под мышками портье. У двести третьего Федюк остановился, подергал ручку, прислушался.

— Нападе-е-ение… — уже отчетливо стонали за дверью. — Помоги-и-ите…

— Да что вы там, эй? — испуганно крикнул Федюк и сильнее подергал дверь. — Отоприте, что ли! Ведь предупреждали же ваше степенство, что может худо быть!

— Поздно нотации читать, — оборвал его Мизинов. — Отпирай дверь!

— Так ведь ключ у них-с! — возразил Федюк.

— Неси запасной! — настаивал Мизинов. Портье развернулся и побежал к конторке.

— Вы можете говорить? — громко спросил Мизинов через дверь.

— Уже могу, — ответили ему. — Я портье. На меня напали. Заперли здесь…

— Я вам помогу. Ждите! — скомандовал генерал и направился к конторке. И как раз кстати: новый портье уже открывал дверь на улицу.

— Постой-ка, племянничек! — окрикнул Мизинов.

Федюк резко развернулся на голос и пахнул на Мизинова желтым огненным снопом. В замкнутом помещении выстрел прогремел, как раскат грома. Запахло порохом. Мизинов в последнюю минуту успел увернуться и, припав на колено, выстрелил из-под руки. Федюк вскрикнул, выронил наган, присел и схватился за руку. Из его кисти густой струей хлестала кровь. Мизинов подскочил и схватил его за шиворот.

— Вставай! — дернул за воротник Мизинов. Федюк нехотя поднялся.

— Пошли! — генерал толкал его перед собой по коридору.

На выстрел многие двери открылись, оттуда выглядывали офицеры.

— Вам помочь, ваше превосходительство? — спрашивали некоторые.

— Весьма обяжете, господа, — кивнул Мизинов. — Надо освободить одного человека.

Они уже подходили по слабо освещенному коридору к двести третьему номеру, как вдруг Мизинов с удивлением увидел, что дверь его собственного номера медленно открывается. Он даже замер на мгновение, ошеломленный видением. А все, что произошло потом, позже вспоминал, как жуткий сон. Поразительно, но даже в этом сне мысли его работали молниеносно, движения были на удивление точны, реакция сработала в нужный момент…

Когда дверь открылась наполовину, из-за нее выскочила темная фигура и вскинула руку в направлении Мизинова. Он машинально, повинуясь даже не инстинкту, а выработанной реакции самосохранения, дернулся в сторону, левой рукой вытолкнув Федюка перед собой. Раздался выстрел, другой, третий. Портье захрипел и задергал ногами, потом дернулся и начал оседать в руке Мизинова. Тот выпустил тело и выстрелил в дверь. Глаза застилало дымом, гарь проникала в ноздри, дышать становилось невозможно.

На мгновение все утихло, в наступившей тишине все услышали, как повернулся ключ в замке и вслед за тем зазвенело стекло в мизиновском номере.

— Быстрее, господа! — Генерал рванулся, кинулся к двери и стал выдавливать ее. На помощь ему подоспели еще трое офицеров. Вскоре дверь подалась и вывалилась внутрь номера, болтаясь на нижней петле.

Окно номера было выбито, свежий ветер трепал блеклые занавески, вольно гулял по комнате.

— С вами все в порядке, Александр Петрович? — услышал Мизинов. Он повернулся и увидел капитана Брындина. Тот левой рукой держался за правую, по которой струилась тонкая ниточка крови.

— Да, капитан. Вы ранены?

— Пустяки, — отмахнулся Брындин и кивнул на окно: — Этот ушел.

— Надо помочь портье, — Мизинов выскочил в коридор и налег на дверь соседнего номера. Ему помогли. Через минуту и эта дверь уступила.

Раненый портье, обливаясь кровью, едва стоял на ногах и кивал головой на окно:

— Он убежал… задворками… туда… к порту… Я видел…

Ему развязали руки, обмыли лицо, уложили на кровать. Понемногу он пришел в чувство и рассказал о странных гостях.

«Снова старый знакомый, — грустно подумал Мизинов. — Что же ему сейчас-то неймется? Ведь золота при мне больше нет…»

Кто был второй налетчик, узнать не удалось: тот был мертв.

… Суглобов не вернулся к Чекалову: такого провала чекисты ему не простили бы ни за что. Всю ночь он прятался под старыми баркасами возле порта. А наутро увидел, как на рейде, гудя и пыхтя трубами, ожили японские корабли. Тяжело развернувшись, они, медленно набирая ход, поползли по акватории, обогнули полуостров Муравьева-Амурского и вышли в океан. Куда они направились потом, Суглобов так и не узнал: через полчаса трубы скрылись за горизонтом.

Он направился в Хабаровск. Оставаться во Владивостоке было небезопасно. Раздобыл добрый еще романовский полушубок с погонами подполковника и тронулся в путь. Шел тайгой, питался чем придется.

Уже отчаялся было выжить, но однажды наткнулся на таежный маньчжурский поселок в несколько дворов. Люди оказались только в одном: больной старик, его жена и двое детей — девушка и юноша. Они накормили его, позволили переночевать. Но когда наутро он засобирался в дальнейший путь и попросил у хозяев единственную лошадь, старик наотрез отказал ему. Гость настаивал, старик упорно отнекивался. Рассерженный Суглобов, устав от пререканий, решил вопрос проще: вынул наган и направил старику в грудь. Запричитали жена и дочь. Сын кинулся было на помощь отцу, но Суглобов выхватил второй наган и пригрозил парню. Потом взнуздал кобылу и вскочил в седло. Но краем глаза заметил, что старик целится в него из невесть откуда появившегося в его руках ружья. Уж на что, а на свою реакцию Суглобов никогда пожаловаться не мог. Взмах руки — и старик свалился замертво под заполошные завывания жены и дочери. Молчал только сын. Но Суглобов навсегда запомнил его глаза — дикие, безрассудные. Это были глаза на все готового человека. Суглобов знал такие глаза и понимал, что шутить с этим не следует. А потому дал лошади шенкеля[36] и скрылся в тайге.