Книга Дневники сына человеческого, или Хроника Кумранских манускриптов - Александр Холин

Иисус поднял руки к небу, постоял в позе «Оранты» некоторое время, читая молитву Отцу Небесному за ушедших в иной мир, но вокруг пока ничего не менялось. Однако и вода тоже не возвращалась в башню, а пространство вокруг Иисуса всё также продолжало светиться.

Неофит снова посмотрел наверх, пытаясь пронзить взглядом сумрак, но ничего интересного не увидел. Потом решил подойти к стене и осмотреть выступы, которые были похожи на маленькие каменные площадки. Во всяком случае, если забираться с одного выступа на другой, то можно попытаться забраться наверх. Только как перелезать с уступа на уступ? Каменные площадки находились друг от друга на таком расстоянии, что дотянуться руками с одной до другой было невозможно.

Иисус сделал несколько шагов по черепам и вдруг споткнулся об одно из брёвен, послуживших ему вначале распятием, а потом спасительной соломинкой. Что если одно из брёвен перекинуть с уступа на уступ и по нему осторожно забраться на пока ещё недоступную высоту? Послушник так и сделал. Мысль оказалась правильной. Он потихоньку стал перебираться с уступа на уступ. Затем, подтягивал бревно и перекидывал его уступом выше. Спешить было нельзя, потому что, если упустить бревно, то путь и вперёд и назад окажется отрезанным. Внизу уже не было воды, а прыгнув на чужие человеческие кости, можно было переломать свои, так и не преодолев дорогу наверх, в небо.

Сколько прошло времени с момента падения в озеро башни, послушник уже сказать не мог, потому как изрядно устал возиться с бревном, но другого выхода не было. Он уже почти достиг потолка, но никакого выхода наружу не наблюдалось. К тому же, сиреневый сумерк башни начал сгущаться, будто снаружи наступала ночь, и дневной свет уже не мог просочиться внутрь Менара. Но Иисус упрямо продолжал перекидывать бревно с уступа на уступ и подниматься на самый верх.

И вот, когда неофит перебрался на самый последний уступ, с которого дальше деваться уже было некуда, один из камней в стене отъехал в сторону и открыл вход, то есть выход из башни молчания. Для Иисуса это оказалось такой неожиданностью, что он чуть не сорвался вниз, в пропасть. Но крепкие мужские руки подхватили неофита и втащили в открывшееся отверстие. Вытащили послушника всё те же Закхей и Манедшчехра. Причём, Закхей откровенно радовался успеху Иисуса, знать недаром он почуял в мальчике с детских лет что-то необычное, необыкновенное. И понял, что это настоящий Машиах, то есть Сын Божий, когда узнал, что в момент рождения в хлев, где приютилась Богородица с новорожденным младенцем, приходили волхвы Каспар, Мельхиор, Бальтазар,[63] которые поклонились будущему Спасителю и принесли дары.

Сейчас Иисус прошёл своё первое мистическое посвящение и с этого момента мог свободно управлять энергетическими потоками земли.

– Вижу Его, но ныне ещё нет; зрю Его, но не близко. Восходит звезда от Иакова и восстаёт жезл от Израиля,[64] – вдруг произнёс Манедшчехра. – Так говорил Моисей и так свершается предсказание. Но путь твой, Иисус, ещё далёк и долог. И если око твоё будет чисто, то и всё тело твоё будет светло, потому что светильник для тела есть око твоё.

– Ты прав, жрец, – согласился первосвященник Закхей. – В нашей общине тоже давно знают о явлении Машиаха, который обязан быть потомком Аарона и Израиля, то есть потомственным первосвященником, или же царским помазанником из рода Давида. У нас в «Храмовом свитке» сказано: «И выберешь царя, выберешь его из братьев, поставишь царя – не чужого человека, который тебе не брат».[65]

– И откроются глаза слепых, и уши глухих отверзнутся, – согласно кивнул жрец Манедшчехра. – Сейчас посидите здесь, вам принесут еды и надо будет отдохнуть перед дорогой. Путь через пустыню неблизок. А дальше вас ждут Гималаи. Но Единый всегда помогает странникам.

С этими словами жрец удалился. Иисус только теперь начал приходить в себя от бесконечного путешествия с уступа на уступ и от пережитого страха, когда чуть не сорвался назад, в пропасть. Конечно, надо было поблагодарить жреца за то, что он успел втащить Иисуса в комнату, где они сейчас находились. Но потрясение от всего пережитого ещё не совсем оставило неофита.

Комната в башне, где первосвященник и послушник примостились на каменной скамье, ничем особым не отличалась от остальных комнат зороастрийцев. Разве что с восточной стороны стоял аналой. Такие обычно всегда есть в скиниях,[66] а на стене киноварью были выведены молитвы священному огню, с которых начиналось каждое Богослужение.

На лестнице за дверью послышались шаги. Один из иноков храма принёс паломникам блюдо с финиками, изюмом и кунжутом. Поставив блюдо с фруктами и кувшин с айраном на ковёр посреди комнаты, инок молча удалился. Но еда даётся человеку не для того, чтобы её отрицали, либо игнорировали. Первосвященник и послушник легли на ковёр возле блюда, и некоторое время усердно уничтожали пожертвованную им пищу. Потом Закхей решил просветить Иисуса, дабы тот на всю жизнь уяснил суть того мира, куда он послан был Отцом Небесным:

– Ты должен знать, Иисус, что основа нашего мира – это четвёртое измерение, носящее призрачное название.

– Разве это не одна из реальных особенностей всего сущего? – удивился Иисус. – Если так, то почему реальное имеет призрачное название?

– Ты прав, неофит, – согласился первосвященник. – Поэтому я подробно стараюсь рассказать тебе о четвёртом измерении. К несчастью время – не есть нечто целое. Ещё в Древнем Египте жрецы называли циклическое время нехех. Это та величина, которая отражается во всех природных явлениях от смены дня и ночи до смен времён года и движения звёзд. Величина нехех есть, мы её чувствуем, хоть она и невидима. А вот время джет, состояние вне времени, тоже существует, хотя человек не ощущает его. Вот ты сейчас, когда отхлынула вода из башни молчания, ничего особенного не почувствовал?

– Да, учитель, – кивнул Иисус. – Пока я летел вниз, привязанный к брёвнам, то до самой последней минуты надеялся, что вы с Манедшчехрой вытащите меня, не дадите упасть. Но когда брёвна ударились о воду, я тоже получил удар такой силы, что чуть не лишился сознания. К счастью, ремешок, стягивающий правую руку, порвался, и я быстро сумел освободиться от пут. Потом вода начала убывать, но ещё чувствовалось движение воздуха. А вот когда я почувствовал под ногами черепа живущих в башне молчания, то изменилось всё вокруг. Даже потоки воздуха оказались скованными какой-то сетью. Пока я сообразил, что выбраться оттуда можно лишь перекидывая бревно с уступа на уступ, пока перебирался вверх, меня не оставляло чувство, что скоро вообще дышать станет нечем. А под самой крышей пространство стало темнеть, и я понял, что день кончается, что если не найду выхода, то в скором времени опять сорвусь вниз. На этот раз навечно.