Книга Железный канцлер Древнего Египта - Вера Крыжановская-Рочестер

Аснат подняла голову, и насмешка зазвучала в ее голосе.

– Я предпочитаю быть лучше женой простого, но благородного по рождению воина, чем супругой Адона, темными путями достигшего власти и имеющего сверстников среди рабов, которые еще помнят, как позорно наказывали его за проступки.

Смертельно побледнев, Иосэф отшатнулся; но затем, быстро нагнувшись к ней, схватил ее руку и, испытующим взглядом впиваясь в ее глаза, прошептал, задыхаясь:

– Кто сказал тебе это? Кто отравил ядовитым словом твою душу?

Властный сверкающий взгляд зеленоватых глаз его парализовал Аснат; она молчала, не пытаясь даже освободить свою до боли сжатую им руку. Она сознавала, что неосторожно, жестоко оскорбила гордость этого человека, во власти которого было и отмстить за оскорбление.

Когда Иосэф настойчиво повторил:

– Кто рассказал тебе это? – Она спросила в свою очередь:

– А разве это ложь? Если все то, что мне передавали – неправда, скажи мне это.

Иосэф выпустил ее руку и прислонился опять к смоковнице, стараясь подавить бушевавшую в его душе бурю. После нескольких мгновений томительного молчания он произнес дрожащим голосом:

– Нет, это правда, и Ранофрит, а никто другой, рассказала тебе об этом; но одно обстоятельство она, без сомнения, утаила от тебя: это то, что она преследовала меня своей преступной страстью, и когда я отверг ее, она обвинила меня в изнасиловании. Обманутый этой клеветой, Потифар велел наказать меня; но в эту минуту я не жалею более, что палка надсмотрщика побывала на мне, так как это нисколько не помешает мне, гордая Аснат, взять тебя в жены. Берегись презирать первого после Апопи человека в Египте, не злоупотребляй слабостью женщины и властью своей красоты! Ты отвергла доброе согласие между нами и ответила оскорблением на сердечное слово примирения; ты пожалеешь со временем об этом и, может статься, будешь вымаливать ту самую любовь, которую сегодня презираешь!

Он повернулся к ней спиной и медленными шагами пошел к террасе. Все кипело и дрожало в нем. Неосторожные слова Аснат, внушенные наивной детской злобой, поразили в самое сердце этого надменного человека, обнажив перед ним ту пропасть, которая отделяла дочь именитого жреца Гелиополя от вольноотпущенника, прихотью фараона вырванного из унизительного положения. К оскорбленному самолюбию примешивалось и чувство жгучей ревности: Гор был бесконечно ниже его по общественному положению, но благородством своего происхождения он был ровня Аснат. При мысли о счастливом сопернике презрение, брошенное ему в лицо женщиной, которую в эту минуту он любил еще горячее, было вдвойне горько.

Гнев его всею тяжестью обрушился на враждебные ему высшие касты.

– Как бы велики, как бы благородны вы ни были, я раздавлю вас, как червяков! – прошептал он, сжимая кулаки. Но, заметив на террасе белые одежды жрецов и офицеров своей свиты, он поборол волновавшие его мятежные чувства и как ни в чем не бывало, спокойно и любезно, подошел к Потифэре, который удивленно стал искать глазами дочь, но воздержался, однако, от какого-либо замечания.

Обменявшись с ним несколькими фразами, Иосэф вдруг спросил:

– Отчего в кругу нас нет двух ближайших родственников – благородного Потифара и его супруги? Надеюсь, они не думают, что я еще сердит на них за прошлое? Я уже давно простил молодой и пылкой женщине, жаждавшей моей любви и отмстившей мне за мою холодность; а Потифар действовал тогда под влиянием вполне понятной ревности. Я утешаюсь тем, что если и понес несправедливое наказанье, то, по крайней мере, за одну из очаровательнейших женщин в Египте.

Иосэф говорил настолько громко, что все на террасе могли его слышать; всем стало как-то неловко. Не обращая ни малейшего внимания ни на воцарившееся после его слов молчание, ни на едва сдерживаемый гнев Потифэры, ни на подошедшую Аснат, он добродушно и спокойно продолжал:

– Ты передай, пожалуйста, своему зятю, что послезавтра, если этот день ему удобен, я думаю посетить его. Я сохранил лучшее воспоминание о человеке, который был мне всегда снисходительным, великодушным господином, и я, прославляя великого Бога народа моего, переступлю порог его дома, в котором жил рабом и из которого Элохим вывел меня, чтобы возвести на мое нынешнее положение!

Верховный жрец был бледен и слушал его, нахмурив брови: слова Иосэфа бросали оскорбительную тень на честь его сестры; он не мог понять, что могло побудить этого осторожного человека выставлять напоказ свое темное происхождение и напоминать о постыдном наказании, некогда понесенном. Хотел он, что ли, заставить Потифара принять его со всеми почестями, подобающими ему как родственнику и Адону? В эту минуту взгляд Потифэры привлекло к себе внезапно вспыхнувшее лицо его дочери, и в нем зародилось подозрение, что между женихом и невестой произошло что-то, вызвавшее со стороны Иосэфа этот вид мести.

– Желанием твоим, Адон, ты доставляешь честь моему зятю! – ответил он, подавив злобу. – Потифар и жена его счастливы будут принять тебя в назначенный день.

– Надеюсь, что я увижу там тебя, благородный Потифэра, так же как и мою прелестную невесту. Но теперь позволь мне откланяться.

Он обратился к одному офицеру своей свиты:

– Вели подать носилки, Адирома!

Радушно и любезно простился Адон с своей новой семьей, поклонился свите Верховного жреца и уехал.

Едва Потифэра остался в кругу своих, прилетела и Ранофрит – узнать все подробности этого первого свидания. Но когда брат сообщил ей об ожидаемом посещении и двусмысленных речах Адона, молодая женщина пришла в отчаяние, она разрыдалась, причитая:

– Чудовище, презренный! Он хочет возбудить сомнение в моей супружеской верности, пред всеми осрамить меня, навеки обесчестить. И я должна еще принимать под своей кровлей, как родственника, этого распутного негодяя? Никогда! Лучше я брошусь в Нил.

– Перестань, довольно! Твои крики ничего не изменят в положении, которого ты могла избежать, если бы была осторожнее прежде, – сказал нетерпеливо Потифэра, направляясь к Аснат, не принимавшей участия в разговоре. – Что ты сказала Адону? – строго спросил он. – Отчего вы вернулись из сада порознь и не было ли в вашем разговоре чего-нибудь, что давало бы повод к его странной выходке против Ранофрит и ее прошлого?

– Да, когда он стал убеждать меня, что он ничем не хуже Гора, я только напомнила ему, как его высекли, чего никогда не случалось с Гором, – презрительно заметила Аснат.

– Это было с твоей стороны и неосторожно, и неразумно, но я не знал, что тебе известно это обстоятельство.

Молодая девушка ничего не отвечала, но взгляд ее, брошенный в сторону тетки, указывал ясно на виновницу приключения.

– Как, неужели Ранофрит была так глупа, что рассказала тебе это? – сказал с неудовольствием Верховный жрец.

– Да, я нарочно рассказала ей, чтобы она могла оценить во всей прелести бесстыдство этого негодяя, – воскликнула молодая женщина, вскакивая с места и дрожа от злобы. – Дура я, дура! – продолжала она. – Еще просила за него… Когда б я не останавливала Потифара, он был бы изуродован, как и заслуживал того, не задирал бы теперь нос и, вместо того чтобы жениться на Аснат, гнил бы себе в каком-нибудь дальнем поместье!