Книга Колдовское наваждение - Аннет Клоу

Неужели он мог только из-за этого отказаться от жены и сына? Его отказ, правда, не коснулся материальной стороны дела — и он, и его отец постоянно давали ей деньги, не желая, чтобы Джонни рос в нищете. Только регулярные денежные переводы от Эмиля говорили Патриции, что он жив. Каждый пришедший чек был свидетельством этому.

Как-то денежный перевод задержался на целый месяц, и Патриция так разволновалась, что едва удержалась от визита к отцу Эмиля с целью узнать о судьбе его сына. Но следующей почтой пришел двойной чек, и Патриция вздохнула с облегчением. Она сейчас хорошо зарабатывала, и деньги, которые присылал Эмиль из своего армейского жалованья, клала в банк на имя Джонни, чтобы обеспечить сына к его совершеннолетию.

Сейчас, когда так удачно складывалась ее карьера в магазине, когда ее жалованье позволило обеспечивать свою маленькую семью, она не нуждалась ни в деньгах Эмиля, ни в деньгах его отца. Но отказываться от их помощи она не стала, думая о будущем сына.

Патриция подозревала, конечно, что таким стремительным продвижением по службе она обязана не только своими способностями к бизнесу, но и тому, что Генрих был влюблен в нее.

Он постоянно был внимателен к ней, делал дорогие подарки, которые она неизменно отвергала. После того как ее идея принципиально нового оформления витрин принесла большую прибыль, она фактически стала его правой рукой. То жалованье, которое она сейчас получала, Патриция заслужила. Привыкшая с молодости управлять хозяйством, она распоряжалась этими деньгами экономно, стараясь вложить все, что оставалось после расходов на содержание семьи, в дело. Задолго до окончания войны Генрих Миллер предложил ей купить акции судостроительной компании, получавшей много военных заказов, и вскоре она начала получать хорошие дивиденды. Действуя по его советам, Патриция вскоре утроила прибыль и вложила ее в покупку земельных участков.

При этом она рассуждала следующим образом: после войны всегда следует экономический подъем. Люди начнут возвращаться домой, и начнется строительство жилья и предприятий; в страну не иссякает поток эмигрантов из Европы — им тоже нужно жилье. Город обязательно начнет разрастаться, и стоимость земли не может не подняться.

Суммируя все, чем она владела в настоящий момент, Патриция уже могла назвать себя состоятельной женщиной. Она была довольна собой, хотя успех не вскружил ей голову. Патриция не жаждала большей власти и богатства, но была довольна, что никогда не будет нуждаться так, как во время оккупации в Новом Орлеане или в тот тяжелый период, когда она ушла из дома Шэфферов.

Патриция поняла довольно быстро, что деньги дают не только житейские удобства, но и самое главное, — свободу и независимость. Она получила и то, и другое, и гордилась своим достижением.

Теперь она сама могла заботиться о сыне, могла предоставить сыну и себе не только все необходимое, но и гораздо больше. Как хорошо не зависеть от милостей отца или брата, любовника или мужа! Никогда она не будет больше трепетать от страха так, как когда была любовницей Эмиля, сознавая, что если он выгонит ее, она станет нищей и бездомной.

Патриция вздохнула и вытерла слезы с лица. Боже, если бы ее деловые успехи помогли преодолеть то страдание и одиночество, прочно поселившиеся в ее сердце.

Она, конечно, очень любила Джонни, и все редкие часы отдыха проводила с ним. Но это была иная любовь. Тепло материнской любви не могло заменить ей полностью тот жар, который давала страсть между мужчиной и женщиной. Эмиль разбудил дремавшие в ней инстинкты, и этот страстный голод был неутолим.

Познав с ним счастье, она страдала о его утрате.

Иногда Патриция думала, что место Эмиля никто не сможет занять в ее жизни. Она не видела достойных претендентов, хотя по работе встречалась со многими мужчинами, и многие из них были очень привлекательны. Но ни один из них не заставил забиться ее сердце.

Даже Генриха, который помог ей в трудную минуту, который был всегда так добр и внимателен, она воспринимала только как друга.

Патриция, наконец, открыла глаза и начала расхаживать по комнате. Она никак не могла сосредоточиться после того потока воспоминаний и мыслей, который вызвало известие об окончании войны, и даже обрадовалась, когда в дверь постучали.

— Войдите, — разрешила она. И в кабинет вошел Генрих.

— Ты слышала новости? — спросил он своим мягким голосом.

Патриция улыбнулась.

— Разве я могла их не услышать?!

— И что ты скажешь?

— О, Генрих, — вздохнула Патриция, — ты ведь помнишь, что я южанка, и хотя я давно предвидела такой финал, мне сейчас очень горько. Это известие заставило меня вспомнить о моем прекрасном и теплом Новом Орлеане и понять, как я тоскую здесь в холодном Бостоне. Я так хочу снова оказаться дома, Генрих!

— Мне знакомо это чувство. Я, когда только эмигрировал в Америку, долго оставался здесь чужим.

Патриция помолчала, а потом тихим голосом произнесла:

— А еще я вспомнила свою встречу с Эмилем.

Лицо Генриха страдальчески искривилось, и он спросил:

— Ты все еще любишь его?

— Не знаю. Я приложила все усилия, чтобы забыть его. Я никак не могу разобраться… и еще…

— Наберись терпения, — сказал Генрих Миллер и дотронулся до ее руки. — Мне кажется, что ты так сильно стараешься забыть его, что в результате только о нем и думаешь. Расслабься, отдохни и полно живи своей жизнью, и в один прекрасный момент ты обнаружишь, что он исчез из твоего сердца.

Патриции хотелось разрыдаться.

— Но когда, как скоро это будет? — сдерживая себя, спросила она. А затем улыбнулась и, пожав плечами, произнесла:

— Ты, конечно, прав, Генрих. Я так и сделаю.

— В честь окончания войны у всех праздник. И мы закрываем магазин и даем всем день отдыха.

— Хорошо, — ответила Патриция. — Как раз у меня будет время закончить свои дела в отделе домашних товаров. Я посмотрю, что там еще нужно сделать.

— Нет! Ты не будешь этим заниматься! — запротестовал Генрих. — Ты и я, как и все сотрудники, возьмем выходной день и отправимся в небольшое морское путешествие.

Они плыли на комфортабельном корабле по заливу. На судне царила праздничная атмосфера — все пассажиры пели и кричали, надрывно гудел корабельный свисток. Все вокруг праздновали победу. И даже Патрицию захватила эта атмосфера всеобщего ликования. Они стояли на палубе, обвеваемые ласковым весенним ветерком.

— Ох, Генрих! — вдруг печально сказала Патриция. — Как я изменилась за последние несколько лет! Какой я прежде была счастливой, веселой: всегда в обществе, всегда в окружении поклонников, а сейчас…

— А сейчас ты прекрасная, зрелая женщина, а не легкомысленная девчонка, — подхватил Генрих.

Патриция засмеялась на сказанный комплимент и продолжила:

— Я так постарела, устала, стала резкой и скучной. Скоро я превращусь в какое-то бесполое существо, которое не интересует ничего кроме бизнеса.