Книга Символы распада - Чингиз Абдуллаев

Сухарев стоял и смотрел на себя в зеркало, вспоминаязагадочный прибор и пластины, которые его окружали. Постепенно к нему сталоприходить понимание того, что произошло нечто невозможное, страшное, к чемунельзя привыкнуть. Он зашел в магазин и купил себе спортивную шапочку, чтобыприкрыть образовавшиеся на голове лысые участки. И еще — легкую куртку,выбросив свой помятый пиджак.

После этого он отправился в Хельсинки. Он знал, гденаходится больница, в которой один из врачей говорил по-русски. Ему ужеприходилось бывать в ней. Она находилась как раз недалеко от терминала, где ондолжен был встретиться с людьми Сирийца. Он не сомневался, что Сириец стянулвсех своих людей к терминалу. Взяв такси, Сухарев поехал в больницу. По дорогеему снова стало плохо, и он едва не остановил такси. Но все-таки перетерпел идобрался до больницы. Здесь он, к счастью, довольно быстро нашел знакомоговрача. Было уже около двух часов дня.

— Здравствуйте, доктор, — сказал он, входя в егокабинет.

Он не помнил его имени и фамилии, но это было неважно.Главное, что он нашел врача, говорящего по-русски. Тот что-то писал и удивленнопосмотрел на странного пациента.

— А, мистер Зухарив, — обрадовался врач, узнавнаконец его. — Как ваши дьела? Что случилось?

— Посмотрите меня, доктор, — попросилСухарев, — мне очень плохо. Я таксу знаю, я вам заплачу, только посмотритеменя.

— Хорошо, садьитесь, — показал врач настул, — что у вас болеть? На что жаловаться?

— Вот, — Сухарев снял шапку, показывая свои плеши,потом засучил брюки.

Врач посмотрел на его раны, нахмурился, подошел кумывальнику, тщательно помыл руки, потом снова подошел к своему необычномупациенту, посмотрел на его голову, нахмурился еще сильнее. И затем еще разспросил:

— Что у вас болеть?

— Меня тошнит, все тело ломит, голова кружится, сам непонимаю, что происходит, — признался Сухарев.

Врач, не дотрагиваясь до его головы, внимательно оглядел ее.Потом подошел к телефону и, подняв трубку, что-то сказал по-фински. Затем сновавернулся к Сухареву. Через минуту в комнату вошел другой врач. Он тоже подошелк Сухареву, и они стали осматривать его вдвоем, что-то горячо обсуждая. Потомпришедший врач быстро вышел.

— Где вы были в последние месяцы или недели? Выкуда-нибудь ездить?

— Нет, только в Финляндию, — проворчал Сухарев.

— Вы бывать вашей атомной станции или стоять рядом?

— Нет, — удивился Сухарев. — Почему выспрашиваете об этом? Что со мной?

— Подождите, — врач внимательно посмотрел на него,потом попросил: — Снимите рубашку и покажите ваши руки.

Сухарев начал расстегивать пуговицы, снова чувствуя легкоеголовокружение. Встал, снял рубашку и с некоторым удивлением поглядел насобственное тело. Затем вытянул руки. Пальцы дрожали. Сильно дрожали. Он хотелунять дрожь, но не смог. Голова болела все сильнее. Врач нахмурился. В этотмомент дверь открылась, и в комнату вошли не только второй врач, но и какая-томолодая женщина, очевидно медсестра. Врач что-то сказал ей, и она подошла кСухареву с каким-то непонятным прибором. Прибор начал громко трещать, женщинавскрикнула, показывая на Сухарева и пятясь назад.

— Что случилось? — спросил Сухарев, вставая состула.

Оба врача сделали шаг назад, словно он был зачумленный.

— Вам нельзя ходить, — твердо сказал первыйврач, — вы лежать тут. Мы вас госпиталь отправлять.

— Что у меня? — Он увидел ужас в глазах молодойженщины и явное смятение обоих врачей.

— Вы больны, вы очень больны, — убедительно сказалврач, — мы вас отправлять госпиталь. Не нужно денег, мы вас не братьденег.

— Что происходит? — заорал Сухарев и почувствовал,как снова закружилась голова. Он пошатнулся и сделал два шага к стулу.

Врачи держались в нескольких шагах от него, не рискуяподойти ближе.

— Скажи, что случилось, — уже более миролюбивымголосом попросил Сухарев, — мне нужно знать.

— Вы больны, — кивнул врач, незаметно пятясь кдверям, — очень сильно больны.

Сухарев видел панику на их лицах. Он увидел, что молодаяженщина показала на прибор обоим врачам и что-то тихо сказала. Второй громковозразил, но женщина выбежала из палаты. Тогда первый обратился к Сухареву:

— Вы сильно болеть. Вам нельзя ходить город. Сейчаспридет машина, и вас нужно госпиталь.

— Нет, — твердо сказал Сухарев, поднимая рубашку.Она как-то непонятно искрилась. Он с удивлением посмотрел на рубашку и началнадевать ее.

— Не нужно, — почти страдальчески крикнулврач, — у вас плохой рубашка.

— Как это не нужно, — не понял Сухарев, — ячто, голый должен здесь сидеть?

— Сейчас машина ехать и вас больница, — твердосказал врач.

— Ну уж нет. У меня еще есть дела в городе, — онначал застегивать рубашку.

— Ходить нельзя, уходить нельзя, — врач говорилвсе это, стоя со своим коллегой у двери, словно ждал удобного момента, чтобывыскочить наружу.

— Мать твою, — разозлился Сухарев, — скажи тымне, что со мной.

Он вдруг вспомнил, что прибор затрещал, едва женщина вошла вкомнату. Вспомнил и вчерашнее одеяло, его потрескивание, посмотрел на своируки.

— Ты почему меня про атомную станцию спрашивал? —нахмурился он. — У меня что-то не то, да? Ты мне скажи, что у меня не то?

— Вы облучаться, — серьезно сказал врач, — высильно облучаться. Очень сильно. В западной медицинской практике не принятоскрывать от больного его диагноз. Сухарев закрыл глаза.

— Вот оно что, — задумчиво сказал он, — вот,значит, какой подарочек Сириец к вам в гости переправлял.

Он поднялся, поправил рубашку, взял куртку.

— Я ухожу, — строго сказал он.

— Нельзя, — врач стоял в дверях, и его коллегакивал ему в унисон, — нельзя уходить. Вы сильно болеть. Вам больница,спасать. Вы сильно облучаться. Очень, очень сильно. Вам нужно больница.

— Нет, — сказал Сухарев, — мне уже больницане поможет. Спасибо, друг, хоть сказал, что у меня.

— Вы не уходить, — сделал последнюю попытку врач.

— Иди ты… — Сухарев натянул шапочку, покачнулся ипошел к дверям.

Оба врача испуганно отшатнулись от него, как отпрокаженного. Очевидно, он буквально светился от радиоактивности. Сухарев вышелиз кабинета, а врачи бросились звонить в полицию.

Теперь он точно знал, что обречен. Он понимал, что не успеетдобраться ни до Порво, который был в полутора часах езды, ни до этогопроклятого прибора. Сухарев вспомнил про Надю и решил, что нужно позвонить ей.Он подошел к телефону, набрал киевский номер. На этот раз долго не отвечали.Наконец трубку сняла женщина. Она визгливо спросила, кого ему надо.