Книга Коварство без любви - Лариса Соболева

– Улики есть?

– Понимаешь, Петрович предполагает, а ему я доверяю, что Виолин отравлен. Конечно, вскрытие покажет, но Петрович думает, что вон в той бутылке сильнодействующий яд.

– Интересно...

– В пакетике пробочка, посмотри. (Степа взял целлофановый пакет с пробкой от коньячной бутылки, изучил ее, пожал плечами.) Внимательно смотри. Там маленький прокол, вероятно иголкой.

Степа обтянул целлофан вокруг пробки, изучил каждый миллиметр и обнаружил едва заметный прокол. Эта точка на поверхности пробки настолько мала, что ее, во-первых, немыслимо увидеть, во-вторых, если и увидишь, примешь за обычное пятнышко. Степа положил пакетик с пробкой на стол:

– Значит, если экспертиза подтвердит наличие яда...

– Подтвердит, Степа, – сказал Петрович, не отрываясь от бутылки. – Чутье мне подсказывает, что обязательно подтвердит.

– Интересно, как попала к нему бутылка, – теперь более пристально Степа вглядывался в труп. – Может, подложили, как Овчаренко? Или некто принес коньяк прямо сюда, предложил выпить, Виолин выпил...

– Дело в том, что квартира была заперта изнутри, – перебила Степана Волгина. – Отсюда вывод, что преступника не было здесь на момент смерти. Да и рюмка одна, она валялась под рукой Виолина. Впрочем, некоторые преступники успешно ликвидируют улики.

В это время Петрович поднялся из-за стола:

– Все, ребята. Чужих здесь не было. Отпечатки пальцев только одного человека – хозяина.

– Прекрасно, – недовольно буркнула Волгина. – Выходит, улик нет, кроме бутылки.

Степа походил вокруг неплохо сохранившегося трупа, затем присмотрелся к бутылке на столе. Коньяк дорогой, очень-очень дорогой. Такой коньяк не всякий пьет...

– А где упаковка? – он резко повернулся к Волгиной.

– Упаковка? – подняла она брови. – Какая?

– Этот коньяк – я знаю точно – только в упаковке продается, – воодушевился Степа и одновременно досадовал на непонимание Оксаны. – И не во всех магазинах его купишь, только в самых крутых. По количеству коньяка в бутылке видно, что выпил он грамм сто пятьдесят, может, чуть больше. Следовательно, распечатал коньяк дома. Должна быть упаковка, может, там и есть чужие пальчики. Мусорное ведро смотрели?

По виду Оксаны догадался, что в мусорное ведро не заглянули. Непростительная халатность! А должны были не в шкафах рыться, а в мусоре. Степа рванул на кухню, осмотрел шкафы, под мойкой обнаружил ведро. Поставив его на середину кухни, отошел, указав рукой на красивую коробку, а дальше уже дело Петровича. Тот вынул из ведра фирменную картонную упаковку, понес в комнату. Степа взял ведро, чтобы поставить его на место... а там бумага, в какую заворачивают бандероли на почте.

– Оксана, смотри-ка, – поднял он бумагу. На дне лежал свернутый ватин, но в нем ничего не было.

– Угу. Считаешь, коньяк прислали по почте?

– Обратный адрес местный, – показал ей надпись, достал записную книжку и переписал адрес. – Фамилии нет, только инициалы: Р. М. Ф.

– Это еще не повод. По почте он мог получить что угодно.

– Ребята! Идите сюда, – позвал их из комнаты Петрович. Когда они пришли на зов и окружили стол, за которым он работал, Петрович повернул к ним картонную крышку. – Надпись, смотрите.

С внутренней стороны четко написано фломастером печатными буквами: «От благодарных поклонников».

– Вот мы и выяснили, что коньяк ему подарили, – заключил Степа. – А по почте прислали или в руки отдали – неизвестно.

– Поехали по домам, – сказала Волгина, направляясь к выходу. – Петрович, когда вы пришлете результаты? Желательно побыстрее.

– Как только, так сразу, – отшутился тот, затем успокоил Оксану: – Завтра получишь, обещаю, примерно...

– Ой нет, – обернулась к нему она. – Сначала позвоните и сообщите, чистый коньяк или нет, а уж потом бумажки. Идет?

Степа сел к Волгиной, остальные забрались в милицейскую машину. По дороге Заречный рассказал все, что удалось узнать сегодня.

– Очень хорошо, – проговорила Волгина, повеселев. – У нас есть несколько человек, подходивших к реквизиторскому столу. Это Подсолнух, но сейчас он лежит в больнице. Далее Сюкина и...

– Башмаков. Мотивов пока не знаю, как и мотивов Лопаткина. С Башмаковыми встретиться не удалось, хотя моя Янка говорит, что Башмакова была дома, но не открыла мне. Яна за пять минут до моего набега на их квартиру разговаривала с ней.

– Очень любопытно, – усмехнулась Оксана. – И почему же не открыла? Разве не понимает, что все равно допроса ей не избежать? Это глупая оттяжка.

– Меня немного настораживает одна вещь, – произнес задумчиво Степа. – Мотивы какие-то... мелкие.

– Пф! – фыркнула Волгина, которую, кажется, удивить нельзя ничем. – Мотивчики зависят от уровня и степени потребностей. У одних это три рубля, у других ревность, у третьих миллион, у четвертых самоутверждение. Недавно убийство попалось тройное! Пили двое мужиков и одна женщина из предпоследнего слоя...

– Что такое «предпоследний слой»?

– Это, – улыбнулась она, – люди, которые еще не бомжи, но занесли ногу на последнюю ступеньку, то есть крутые алкаши. Ну так вот. Баба принадлежала одному из мужиков, и показалось тому, что собутыльник заигрывает с ней. Завязалась драка на почве ревности. Собутыльник пырнул кухонным ножом так называемого мужа. Тут баба подняла крик и вой над умирающим сожителем, а собутыльник давай склонять ее к половой связи. Люблю, мол, тебя всей душой, будь моею! Что ты думаешь? Она покочевряжилась, но отдалась ему прямо на кухне, где в крови корчился сожитель. Поскольку тот еще не умер, то, видя наглое бесстыдство, собрал последние силенки да и вонзил нож в спину собутыльника. Попал в сердце. Баба принялась вновь орать, так как теперь на ней умирал любовник. А сожитель и ее ножичком полоснул в брюшную полость, так сказать, наказал за разврат. Кстати, прожил сожитель дольше всех. Соседи, слыша потасовку, вызвали милицию, он и дал показания, а через пару дней отошел в мир иной. Во где страсти!

С Волгиной, как оказалось, общаться интересно. Она вроде бы ничего особенного не говорит, но тон... по нему можно догадаться о том, что не высказано вслух.

– Оксана, ты замужем? – спросил Степа. – Извини за любопытство.

– Была. Муж убежал, – не смущаясь, ответила она. – Понимаешь, хочешь не хочешь, а работа накладывает отпечаток на характер. У меня характер скверный.

– Ты самокритичная, – поразился Степа.

– Посмотреть на себя со стороны и оценить просто необходимо, чтобы избавиться от иллюзий, которые мешают жить. Ты обманываешь сначала себя, потом тех, кто рядом с тобой, отсюда возникают недоразумения. Ты считаешь, что осчастливил кого-то, а на самом деле сделал глубоко несчастным. Твой партнер сбегает, а ты потом удивляешься, почему он это сделал. Да всего-навсего ты одурманил его иллюзиями, был таким, каким тебя хотели видеть. Но суть все равно выходит наружу... Ладно, это неинтересная тема. Давай подумаем, с чего начнем завтрашний день. Я, наконец, займусь опросами, повестки все получили. А ты с утра поезжай по адресу, узнай, кто такой Р. М. Ф., чем занимается. Я потом его повесточкой вызову. Смотри, Степа, тактично это делай, человек может оказаться ни при чем...