Книга Пятерка Мечей - Наталья Солнцева

Это Юрий так подумал, что с бриллиантом. На самом деле он не знал, так ли это. Скорее всего, обыкновенный недорогой камушек. Откуда в то время взяться бриллианту? Просто женщина настолько красивая, что все, имеющее к ней отношение, кажется драгоценным.

– Как Анна! – подумал Юрий. – Она тоже распространяет вокруг себя сияние… Все, что с ней связано, как бы несет на себе ее отпечаток. И это дороже любого бриллианта!

Портрет бабушки Юрий положил обратно в ящичек. Интересно, почему дед его спрятал в секретер, вместо того, чтобы держать на виду?

Тщательно обыскав квартиру, Юрий нашел еще два портрета – родителей Платона Ивановича. Все остальное было ему знакомо: фотографии папы и мамы, его собственные, начиная с карапуза, которого держат на руках, общие семейные… Ни одного факта, указывающего на наличие у Платона Ивановича отношений с другими женщинами, он так и не обнаружил.

Господин Салахов не переставал удивляться своему равнодушию к судьбе деда и своему нелюбопытству. Платон Иванович всегда был для Юры «любимым дедулей», который баловал его, ласкал, учил… и как-то не думалось, что он был прежде всего мужчиной, сначала молодым, потом зрелым, что он нуждался в любви и что он мог любить еще кого-то, кроме внука. Стариком Платона Ивановича можно было назвать с натяжкой, – и то скорее по возрасту, чем по виду. Его жизнь не могла заключаться только в бизнесе и тех отношениях с семьей сына, которые помнил Юрий. Это были несколько праздников в году, – дни рождения, семейные юбилеи, Новый год и Рождество, – когда все Салаховы, живущие в Санкт-Петербурге, собирались вместе.

Все Салаховы? Юрий вдруг подумал, что никогда не интересовался другой родней. Кроме деда и его родителей, давно умерших, он не знал больше никаких родственников. Даже о бабушке Аграфене Семеновне вспомнил чисто случайно, из-за тех событий, что начали происходить с ним самим. С маминой стороны родни тоже не было. Ее отец погиб на фронте, мать умерла несколько лет назад. Словом, ни дядек, ни теток у Юры не оказалось.

– Надо еще раз пересмотреть бумаги, и повнимательнее, – решил он. – Может, зацеплюсь за что-то! Должно же быть какое-то объяснение тому, что со мной творится?!

Внезапно он похолодел от мысли, что все это ему только кажется, что это плод его собственного мозга, пораженного страшной наследственностью. Да, но ведь охранник тогда достал письмо из почтового ящика, он тоже его видел, держал в руках!

– Все это так, – возражал второй внутренний голос. – Но! Охранник письма не читал! И еще: сама сцена с охранником и письмом могла быть галлюцинацией, порожденной болезнью.

– А как же гвоздики и свеча на капоте?

– Тоже показалось, – нашептывал голос. – Женщина, которая продавала мороженое, никого не видела.

– Она читала книгу… – слабо, уже почти сдаваясь, возражал Юрий. – Могла не заметить.

– Письма лежат в сейфе, они – доказательство, что я не придумываю!

– Но их никто не видел, кроме тебя, – доказывал свое голос. – А показывать ты их никому не хочешь, потому что боишься…

– Чего?

– Тебя пугает мысль, что люди не увидят того, что видишь ты. И тогда…ты не сможешь больше себя обманывать… Перед тобой встанет страшная правда о состоянии твоего рассудка, и наступит конец всему…бизнесу, жизни, любви…

– Господи, нет! – Юрий вскочил, вытирая обильно выступившую на лбу испарину. – Только не это!

Он прошел на кухню, умылся холодной водой и долго стоял, опершись руками о край раковины, бессмысленно глядя на струю воды. Рывком выпрямился, не вытираясь, открыл холодильник, достал бутылку водки, налил себе почти полный стакан и выпил.

Платон Иванович не признавал никаких коньяков и вин, отдавая предпочтение хорошей водке.

– Оттого у меня и здоровье такое! – говорил он. – Водка – от любой хвори первейшее лекарство! Нешто я буду таблетки глотать? Химию эту ядовитую? Я ж не враг себе!

Юрию стало немного легче, острота душевной боли притупилась. Он оттянул узел галстука, расстегнул рубашку… Ничего в жизни ему не было жалко, – ни денег, ни вещей, ни даже красот природы! Денег у него было много, и он успел ими насытиться. Вещи никогда не производили на него особого впечатления, – у него было все, что хотелось, и все успело ему надоесть. Он попутешествовал в свое удовольствие, объездив моря и курорты, Дальний Восток и всю Россию, бывал и за границей, которая ничем особо его не поразила… Отчего же он испытывает этот смертельный страх, железной петлей сдавливающий ему горло? Ведь он не трус, чтобы бояться смерти. В сумасшедший дом он не пойдет! В домашнем сейфе у него давно приготовлен отличный итальянский револьвер, который поможет ему окончить свою жизнь по собственному желанию, а не так, как решат за него другие, пусть даже и сама судьба.

Юрий Салахов мог отказаться от чего угодно, кроме Анны! Это она не отпускала его! Она пришла в его жизнь, чтобы наполнить ее светом и нежностью, неисчислимыми восторгами, от которых он не в силах отказаться! Только не от нее! Он еще не выпил ни капли из этого золотого кубка, подаренного ему провидением…

Как всегда, минуты слабости, панического ужаса, длились недолго. Юрий научился справляться с ними. Так произошло и на этот раз. Посидев немного на кухне, у открытой форточки, молодой человек принял решение искать разгадку, а не списывать все происходящее на признаки душевного расстройства. Сколько он уже ошибался по этому поводу, принимая действительные вещи за болезненные фантазии?! Возможно, все гораздо проще. Просто кто-то хочет подшутить над ним! Или напугать. А может, отомстить?

Кровная месть… Это в обычаях у горцев, а Салаховы – коренные новгородцы, выходцы с Волги. Да и злодеев у них в роду не бывало, чтобы вызвать чью-то ненависть. Впрочем…кто знает? Нужно искать, рыться в бумагах деда, думать…

Юрий отправился в кабинет Платона Ивановича, чтобы отобрать часть писем. Он их прочитает дома, внимательно, без спешки, не упустив ни одной подозрительной детали прошлого. Положив пачку писем на стол, Салахов принялся перебирать их. Один из конвертов показался ему слишком плотным. Он заглянул внутрь и вытащил фотографию. Больше в конверте ничего не было. Фотография запечатлела дорогой могильный памятник, выполненный с необычайным вкусом. Гладкая горизонтальная плита из светлого мрамора, над которой возвышается такой же беломраморный крест, увитый гирляндой изящных мраморных цветов, наподобие дикой розы. На плите высечена надпись печатными буквами, – «Аграфена Семеновна Салахова», – а чуть ниже, курсивом: «С надеждой на встречу… безутешный супруг».

Памятник был ухожен, обнесен низенькой витой оградой, вдоль которой росли густые цветущие ландыши. В ногах, рядом с калиткой, стояла маленькая резная скамеечка из дуба. Юрия поразила одна деталь… На мраморной плите лежали две белых гвоздики, а между ними горела церковная свеча.

Молодой Салахов протер глаза и взглянул на фотографию еще раз. Ни одна мелочь не изменилась. На обороте фотографии была проставлена дата. Выходит, неизвестный фотограф сделал снимок в начале прошлого лета. Юрий взял конверт и посмотрел на штемпель – письмо пришло в Санкт-Петербург через десять дней после даты на фото. Обратного адреса не было, но второй почтовый штемпель говорил о том, что письмо отправили из Нижнего Новгорода.