Книга Мне так хорошо здесь без тебя - Кортни Маум
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Chérie, – позвал я.
– Прости. – Резким движением она вытерла слезы о рукав. – Само вырвалось. Хотя все равно плевать они хотели.
– Ну и ладно, сказала и сказала. Все хорошо.
Она повернула ко мне изумленное лицо.
– Ну, то есть не хорошо, конечно, – быстро поправился я, – но я понимаю, зачем ты это сделала. Теперь…
На самом деле я не знал, что будет теперь – теперь, когда теща с тестем в курсе моей измены.
– А мой прекрасный папаша тобой вообще наверняка гордится!
– По-моему, он меня задушить готов.
– Нет! Наверное, сидит сейчас в своем дурацком клубе и приговаривает: «А парень-то молодец!» А моя мать! Как она может такое говорить?! Они роботы! Мама, видимо, считает, что отношения – это математика!
– А ты знала? Про отца?
Она отстранилась, и моя рука упала с ее плеча.
– Может, и догадывалась. Но когда она говорит мне в открытую, так, будто в этом нет ничего особенного…
Глаза ее снова наполнились слезами, и Анна отвернулась к окну.
– Ничего. – Я так хотел обнять ее! – Все хорошо.
– Ничего не хорошо, и ты сам это прекрасно понимаешь! Как будто мало мне… – Она осеклась. – Я сама не знаю, зачем рот раскрыла.
Я смотрел в окно на бирюзовое море. Конечно, я не был рад, что она меня выдала, однако понимал – это не ее вина. Что бы она теперь ни сказала, что бы ни сделала, виноват один я.
Она снова повернулась ко мне:
– Ты все равно должен уехать, Ричард. Теперь все стало еще хуже. Но я разберусь сама. А если здесь будешь и ты, и мой отец…
Я набрался смелости и предложил:
– А если мы вместе уедем?
– Нет. Может, я оставлю им Камиллу и уеду куда-нибудь одна.
– Мне все-таки кажется, если бы мы с тобой провели какое-то время вместе, поговорили…
– …и снова забрались в седло, как предлагает мама? В каком-нибудь романтичном маленьком отеле? С завтраком от заведения?
– Я не об этом. Я хочу… поговорить. Просто обо всем поговорить.
– Я ни с кем не хочу сейчас говорить. – Анна подошла к столу и стала убирать посуду. – Я хочу исчезнуть.
– Мы не справимся, если не будем вместе.
– Вместе?! – переспросила она, смерив меня изумленным взглядом. – Ты ездил в Лондон. Я еще не успела уложить это в голове. В Лондон. Это чересчур.
– Мы можем просто вместе выйти из дома? Прогуляться?
– Прогуляться? Кофейку попить? И это, по-твоему, все исправит? Ты уж извини, что у меня есть чувства и я не могу заставить себя взбодриться. Уж извини, что у меня разбито сердце. Сложно тебе, наверное, со мной.
– Я не хочу покидать тебя, – сказал я, снова подходя к ней.
Ее глаза потемнели, и я угадал ее ответ:
– Ты уже меня покинул.
И я уехал. Уехал в компании третьесортной африканской скульптуры. Ни признания в любви, ни шанса объяснить, чего я хотел добиться, вернув картину. Левый поворот, правый, левый, и нет пути к счастливому финалу. Родители Анны знают о моей измене, и все пессимистические сценарии, которые прокручивались сейчас в моей голове, заканчивались разводом. Вне зависимости от того, как Анна хотела бы поступить со мной сама, знание, что ее обожаемые родители теперь меня не одобряют, может подтолкнуть ее к разрыву отношений.
А если бы я привез картину назад, сложилось бы все по-другому? В глубине души Анна сентиментальна. Что было бы, если бы она вышла ко мне по гравиевой дорожке и увидела «Медведя» на крыше «Пежо»? Она бы побежала ко мне, назвала мерзавцем, поцеловала бы в тоскующие губы? А я бы подхватил ее и закружил в лучах заходящего солнца, и, наверное, с ее ножки упала бы туфелька, и мы бы смеялись, и все бы немедленно стало хорошо, прямо как в кино?
Наверное, нет. А может, и да. Во время четырехчасового пути до Парижа мне нужно было выместить на чем-то злость, и Дэйв с Дэном служили мне мальчиками для битья. Если бы они вернули дурацкую картину, может, я сейчас находился бы не на шоссе А13, а в доме тестя с тещей.
Была и другая проблема, и она поджидала меня в телефоне. С утра я поставил Жюльена в известность о том, что еду за «Медведем», и с тех пор получил от него восемь пропущенных звонков и целый каскад сообщений – сперва обеспокоенных, затем быстро принявших характер воплей капслоком: «НЕМЕДЛЕННО ПЕРЕЗВОНИ, ПРИДУРОК!»
Наконец я добрался до Парижа. Дом мрачно навис надо мной, как еще один член семьи, которого я подвел. Я включил свет, заглянул под раковину. И ведь вроде бы выносил перед отъездом мусор, но все-таки в нос ударил запах тухлятины.
Когда я переставлял Нгендо из одного угла гостиной в другой, ломая голову, где она будет смотреться «лучше», зазвонил телефон. Скорее всего, меня разыскивал Жюльен, однако могла быть и Анна. Она могла передумать. Могла поехать следом за мной.
Звонил мой отец. Решив, что за сегодня я и так слишком многих заставил поволноваться, я ответил:
– Алло.
– Ричард, это папа.
Папа никогда не учитывал ясновидческие способности современных телекоммуникационных технологий.
– Да, пап, я понял.
– Мы хотели узнать… ты сейчас где?
– Дома. – Я опустился на диван. – В Париже.
– А… – В папином голосе послышалось разочарование. – Ясно.
– У меня ничего не вышло. Я приехал, мы сели обедать, и тут она все выложила родителям. Прямо за столом.
– О господи…
– Ну да. Короче, я в Париже, а она там.
Я выудил из сумки видеокамеру и стал вертеть в руках.
– Я ничем не могу тебе помочь?
– Ничем, пап, спасибо.
– Если позволишь совет, то сейчас главное – дать ей понять, что та, другая, женщина была ошибкой. Что это просто… Хотя не знаю, может, и не сработает. У всех ведь по-разному…
– Ага. Это конец, пап.
– В общем, Рич, если что, ты нам звони. Мама очень расстроена.
– Ты ей сказал?
Молчание.
– Сказал?
Я лег затылком на спинку дивана и уставился в потолок. Выражение «семейное дело» заиграло новыми красками.
– Спасибо, пап. Пойду я спать. У меня был тяжелый день.
– Ты нам звони. Мы о вас думаем.
Я нажал на отбой и еще посидел, глядя в потолок. Справа от люстры по потолку ползла трещинка – маленькая, почти неразличимая. Я раньше и не замечал ее. А она там была.
Я проглотил печеньку из буфета и взялся отсматривать видео, снятое у родителей, но только еще больше расстроился. Легкость их общения друг с другом была для меня ударом под дых. Сейчас, вдали от них, она особенно бросалась в глаза. Легкость и чувство юмора. Вот на чем мы с Анной погорели. В нашей истории однажды наступил роковой момент, когда мы перестали друг друга смешить.
