Книга Ворошиловград - Сергей Жадан

Остановившись, он опустил руки и весело крикнул священнику:

— Отче!

Пресвитер напустил на лицо важности.

— Толик, — поздоровался высокий и бросился к священнику с объятьями.

Пресвитер терпеливо с ним потискался, после чего миланист двинулся с объятьями ко мне.

— Толик, — также коротко выдавил он из себя, дружески меня сдавливая.

— Герман, — ответил я, высвобождаясь.

— Герман? — переспросил миланист. — Юрика брат?

— Ну.

Чувак довольно засмеялся. Тут же, вспомнив про своих попутчиков, взялся нас знакомить.

— Это Гоша, — показал он на пузатого. — Он нас провел коротким путем. Шли как плантаторы, — показал Толик на мачете, — прорубали дорогу к вам. Да, а это — Сирёжа, Гошин сын. Учится в ПТУ, будет инженером. Наверное.

Сирёжа, не снимая наушников, махнул нам рукой. Гоша долго и сердечно тряс ладонь пресвитера.

— Мы специально шли напрямую, — пояснил Толик священнику. — Чтобы вас перехватить. Тут лучше свернуть, потому что дальше можно наткнуться на фермеров. А у нас с ними война.

— За что война? — спросил я.

— Ну как за что? — удивился Толик. — За зоны влияния. Если честно, мы на их территорию заходим. Надо же нам где-то товар прятать, — оправдываясь, объяснил он. — Вот мы на их полях всё и оставляем. Капитализм, одним словом. Там они нас и ждут, — посмотрел Толик куда-то в сторону.

Только тут я заметил, что правый глаз у него был стеклянный. Возможно, поэтому взгляд его поначалу казался таким загадочным. Толик снова рассмеялся, похоже, характер у него был легкий и веселый, и по поводу боевых действий он особо не переживал.

— Ну что, — покосился на пузатого, — отзвонимся и поехали.

Толстяк сунул мне в руки свой освященный нож и зашарил по карманам комбинезона. Оказались они безразмерными. Доставал оттуда какие-то неимоверные вещи и отдавал нам с Толиком, чтобы мы подержали. Мне сунул два красных осенних яблока, Толику — горсть автомобильных свечей. Неожиданно вытащил покрытую лаком для ногтей ручную гранату, тоже отдал мне. Из другого кармана выкопал несколько старых затасканных кассет, протянул Толику. Тот весело посверкивал стеклянным глазом. Наконец, откуда-то чуть ли не из-под колена, пузатый достал старую модель сони эриксон, с короткой антенной, выдвинул ее и включил аппарат. Промучившись некоторое время, разочарованно повернулся в нашу сторону.

— Не ловит! — воскликнул с отчаяньем. — Нужно выехать на гору.

— Тут яма, — пояснил Толик. — Нужно выехать на гору, — повторил за пузатым. — А лучше поехали в объезд. Это близко.

Гоша забрал свои игрушки, рассовал по карманам комбинезона, протер гранату рукавом и тоже бросил в карман. Забрал и мачете. Все трое стояли и словно чего-то ждали.

— Ну так что, — не выдержал одноглазый, — едем или как?

— А вы на чем поедете? — не понял пресвитер.

— Ну как на чем? — засмеялся Толик — Мы с вами. Поместимся.

Сева, наш водитель, который до этого оставался в машине, глядя на нас сквозь солнцезащитные очки, снял их и удивленно смотрел, как мы все вместе набиваемся в старую белую волгу, ржавевшую, казалось, прямо на ходу. Священник сел впереди, рядом с Севой. Одноглазый сунулся к нему, осторожно, но настойчиво сдвинув пресвитера в сторону водителя и невероятным образом закрыв за собой дверцу. Пухлая милановская куртка, словно защитная подушка, утопила в себе Толика и священника. Пузатый Гоша с сыном полезли на заднее сиденье. Увидев там женщину, стали извиняться. Я втиснулся последним, пришлось Сирёжу брать себе на колени. Я даже мог слушать музыку, звучавшую в его наушниках, но она мне не нравилась. Сева надел очки и вопросительно взглянул на священника, тот из-под милановской куртки махнул рукой: мол, поехали. Волга содрогнулась и покатила по грунтовке. В некоторых местах кукуруза подходила к самой дороге и чиркала по бокам машины. Дорогу показывал Толик, взмахивая руками, точно крыльями. Какое-то время машина лезла наверх, куда-то туда, где должна была быть связь и где нас поджидали фермеры. Вдруг Толик показал налево, в сторону. Сева притормозил, еще раз посмотрел на одноглазого пассажира, но тот продолжал упрямо махать рукой в сторону. Водитель вывернул руль, и мы нырнули в сухую и шуршащую кукурузную гущу, что блестела на солнце и слепила глаза. Здесь шла еле заметная, но хорошо накатанная дорога, которая тянулась сквозь сердце этих кукурузных джунглей, пряча нас от недоброго глаза. Ехали мы медленно, оббивая листья и прислушиваясь к случайным звукам, доносившимся откуда-то из залитых солнцем зарослей. Волга еле ползла, в салоне густо стояла солнечная пыль, взбалтываясь всякий раз, когда машина ныряла в яму.

Выбравшись на скошенные поля, мы перевалили через свежевспаханную межу и выкатились на присыпанную битым кирпичом дорогу. Вокруг было пусто, с травы сходил иней, солнце поднималось всё выше. Ехали мы бесконечно долго, возможно, одноглазый пытался запутать следы, не знаю. Неожиданно поля оборвались, и мы очутились перед широким оврагом, который тянулся в восточном направлении. Дорога резко падала вниз, на дне стояло с десяток однотипных двухэтажных домов, построенных еще, наверное, в восьмидесятые. Заканчивалось поселение длинными складскими постройками, за ними начинались сады, а уже за садами желтели бесконечные луга. На востоке по линии горизонта тянулась какая-то дамба или вал, издали разглядеть было трудно, хотя возвышение проступало довольно контурно.

— Что это? — спросил я пузатого.

— Граница, — коротко ответил тот и замолчал, думая о чем-то своем.

Сева выключил двигатель, и мы тяжело покатились вниз. Дорога была разбитой, словно хребет пса, который попал под фуру. Съехали в долину, остановились посреди небольшой площадки. Сбоку виднелось довольно просторное здание с шиферной кровлей и фальшивыми колоннами. На ступеньках стояла толпа местных, человек сорок. Похоже, ожидали нас.

В глаза сразу бросилась праздничная торжественность, которая здесь царила. Мужчины в основном были в недорогих темных костюмах, диких цветов галстуках и начищенной обуви. Женщины выглядели пестрее — кто-то был в платье, кто-то — в белой блузке с черной юбкой, кто-то, помоложе, — в джинсах с кучей стеклянных бриллиантов. Кто-то накинул на плечи пальто, кто-то — кожанку, кое на ком из женщин были плащики, хотя солнце уже прогрело осенний воздух, а здесь, в яме, и вообще было тепло и уютно, словно на южном берегу Крыма. Встретили нас радостным гамом. Мы вылезли из волги, поправляя измятую одежду, — впереди Толик в куртке и пресвитер в черном пиджаке и с папкой в руках, за ними Сева, тоже в костюме, правда, рыжем и подозрительном, и солнцезащитных очках. Дальше начали вылезать и мы — Сирёжа с буквами «D» и «G» на задних карманах, я в синем переливающемся костюме, в котором смахивал на звезду советской эстрады семидесятых, потом Гоша в белом, перемазанном краской комбинезоне, и наконец Тамара. Она выбралась из машины последней и опасливо осматривалась вокруг. Была в теплом черно-вишневом свитере и длинной юбке и тут же увязла в песке каблуками туфель. Всей компанией мы двинулись в сторону собравшихся.