Книга Севастопольский Дозор - Сергей Недоруб

– Я это знаю.

– Вам уже приходилось наблюдать, как она спит?

Я отставил кофе в сторону, заткнув салфеткой отверстие в пластиковой крышке, чтобы не выпускать запах.

– Да, – ответил я. – Приходилось. И не раз.

Лина чуть покраснела и улыбнулась.

– А вам никогда не мешали… разные цвета?

– Когда мы с ней были вместе, цвета не были разными.

– Как это?

– Тогда она еще не была Иной. Лина, можно я не буду рассказывать о своей личной жизни?

– Да, конечно… Извините.

Я встал, положив руку ей на плечо.

– Все в порядке, – успокоил я. – Просто ей самой бы все это не понравилось. Если она захочет рассказать о нас, то я возражать не стану.

– Вы все еще уважаете ее.

– Надеюсь, что это так.

Постаравшись улыбнуться как можно приветливее, я собрался было уходить, как Лина вновь спросила:

– А когда Веду инициировали?

– Совсем недавно. В прошлом году. Точнее, двенадцатого мая.

Лина прикрыла рот руками и охнула.

– Да, она совсем свеженькая, – грустно улыбнулся я. – И находится в своем естественном возрасте, как и ты. И да, она первый уровень. Редкость, но случается.

– Да нет, я не этому удивилась.

– А чему тогда?

– Двенадцатое мая – это в ту же неделю, как в Севастополе дозорные пропали.

– Точно? – изобразил я удивление. – В магическом мире каждый день что-то происходит. Лина, мы тогда были очень далеко от Севастополя.

Я умолк. Девушка смотрела на меня со смущенной улыбкой.

– Вы были с ней в этот миг, – догадалась она.

Не было смысла отрицать очевидное.

– Да, – подтвердил я.

– Это вы ее инициировали.

– И снова угадала. Опережая твой вопрос – нет, это случилось не во время секса. Хотя и прозаичным тот момент я назвать не могу. И вообще лучше бы ей никогда не стать Иной, чем стать таким образом. Вокруг было много боли и зла.

– Но вы же Темный.

– Ты не перестаешь весь день этому удивляться.

– А она Светлая. – Лина посмотрела на Веду, чье размеренное дыхание ничем не нарушало уют комнаты. – Как же так получилось?

Помотав головой, я решительным движением забрал стакан с кофе.

– Я каждый день спрашиваю себя об этом. Ладно, я пошел. Постарайся сама отдохнуть. Веда сильная, она будет в порядке.

– Хорошо, – улыбнулась Лина.

Выйдя из комнаты и осторожно прикрыв за собой дверь, я остановился, хмуро почесывая лоб. Двенадцатое мая…

Толкнув дверь в комнату с парнями, я вошел и остановился как вкопанный.

– А где Ромка? – спросил я.

Сидящие перед телевизором Морозко и Клумси переглянулись.

– Еще не вернулся, видать, – неуверенно сказал оборотень. – Он собирался искать Высшего. Но не сказал, когда придет.

– Конечно, если ушел, то не сказал, – огрызнулся я. – Откуда же ему знать, сколько времени у него займут поиски фон Шелленберга? Но мне вы могли сразу сказать, что его тоже нет?

– Ну как же так, Сергей? – посмотрел на меня Морозко. – Если Романа нет, то он ушел. Разве это не очевидно?

Мне нечего было ответить. Я не спросил сразу про Ромку просто потому, что попросту забыл о нем.

– Ладно, – сказал я. – Будем ждать.

Оставив их, я вернулся в свою комнату и распахнул окно, чтобы впустить свежий воздух.

День давно перевалил во вторую половину, расцветая с каждым часом. Щебетали птицы, шелестела листва. Будь я Светлым, то от такого роскошного дня пришел бы в восторг. Но я Темный, а потому удовольствия не испытывал.

Все складывалось как нельзя скверно. И без того не понятная никому операция закончилась полным крахом. Трое мертвы, двое пропали, два оставшихся боевых оперативника магически истощены, а остальные трое напрочь лишены какой-либо инициативы. Дитя Баланса похищено, тайна пропавших дозорных так и осталась тайной, и любая новая информация лишь добавила головной боли, отказываясь складываться в какую-либо схему.

Делать нечего. Как проснется Веда и вернется Ромка, я сразу объявлю конец нашей идиотской командировке и распущу команду. Пусть покидают город, выходят из-под Столпа и возвращаются к своим. На фон Шелленберга мне было плевать. Если что, из него выйдет прекрасный козел отпущения. Вероятно, Завулон для того его сюда и поместил. Пусть отвечает за все последствия этого дня, чем бы он ни был – от социального эксперимента до реалити-шоу. Интересно, с вершины Столпа там камеры не смотрят?

Сунув руку в карман, чтобы еще раз рассмотреть шакрам, я нащупал нечто совсем непонятное. Не догадавшись, что за посторонние вещи могут у меня быть, я вытащил предмет и долго смотрел на него, прежде чем вспомнил, что это полученная от Махсуда блютус-гарнитура.

Не ожидая особо ничего услышать в этот раз, я сунул ее в ухо и нажал на кнопку включения. И чуть было не вывалился в распахнутое окно, услышав четкий, размеренный голос татарина:

– …в месте Силы. Дитя Баланса можно инициировать только в месте Силы! Дитя Баланса можно инициировать только в месте Силы! Дитя Баланса можно ини…

Невыносимый свист сменил сообщение, я быстро вытащил гарнитуру из уха, и она развалилась на части в моих руках, подобно треснувшему вареному яйцу. В полной прострации я смотрел на обломки пустого пластмассового корпуса, перемешанного с тем, что в нем хранилось, – крошками глины.

Высыпав все это на стол, я рухнул в кресло и дернул себя за воротник.

– Амфора, – прошептал я. – Амфора памяти… Одну такую ты сделал для себя.

Древний хранитель таврических берегов, воитель по имени Махсуд, переквалифицировавшийся в гончара. Ты не просто так был в прошлом году приглашен севастопольскими дозорными, чтобы рассказать о сумеречных тварях. Тебя также попросили изготовить для них амфоры памяти. Волшебные банки данных, повествующие о том, что беспокоило их хозяев в последние часы и минуты жизни. Тебе было не впервой изготавливать их – эти вазы разного размера. Наверняка некоторые из них уходили и в Москву. Но сегодня тебе прислали одно из твоих же изделий в качестве амулета. И ты понял послание. Понял, что не просто так Пресветлый Гесер решил, что именно сегодня тебе понадобится амфора. Потому что сегодня ты должен был умереть. И сообщить что-то очень важное перед смертью. Потому ты и ел плов, как в последний раз. Потому и говорил, что тебе страшно. Потому и стоял в стороне от всех обсуждений, куря одну трубку за другой, словно пытался забрать с собой в Сумрак все удовольствия этого мира. А попутно – размышлял, что же именно является настолько важным, чтобы облачить в одну фразу, которую бы и запечатала амфора.