Книга Кремль 2222. Кенигсберг - Владислав Выставной

– И все же я не понимаю… Как же так вышло?

Парень беспомощно обвел руками пространство вокруг. Где-то под сводами раздались характерные хлопки кожистых крыльев. Наверное, там обитали какие-то крылатые твари.

– Ты хочешь узнать все сразу? – усмехнулся Герцог.

– Потом у меня может не оказаться времени.

– Ну ладно, – Герцог чуть улыбнулся. – Знаешь, как трудно в этом злобном мире взрастить что-то хорошое…

– Понимаю, – твердо сказал Книжник. – Мы в Кремле двести лет бьемся за это, но толку не особо много…

– Дело даже не в том, чтобы сделать этот мир лучше, – теперь уже Герцог движением головы обвел пространство собора. – Этот мир уже не исправить.

– В чем же, по-твоему, дело?

– Нужно создать ростки.

– Что?

– Ростки нового мира. Этот новый мир должны строить юные, чистые души. Потому что новый мир должен стать совершенно другим. Как вода смывает грязь с закопченного стекла. Когда-то пытались создать нового, совершенного человека, но все эти затеи провалились или обернулись еще большим злом. Ты же читал о «социальном дарвинизме», евгенике, теории высшей расы и все в этом роде. Но мы поняли: не нужно выводить какого-то особенного «нового человека». Потому что эти новые люди – они уже среди нас. Это дети.

Герцог замолчал, разглядывая Книжника, словно оценивая – понял ли тот его слова. Книжник же возразил:

– Только есть одна проблема: рано или поздно все дети становятся взрослыми. Со всеми их страстями и пороками.

Его собеседник удовлетворенно кивнул:

– Все правильно. Дети становятся взрослыми – и набираются опыта, знаний, навыков. Всего, чего не хватает детям. Но вместе с этим теряют чистоту и свежесть, которой так не хватает этому миру. И вот один мудрый человек подумал: а что, если есть выход из этого порочного круга? Что, если дети научатся набираться опыта и мудрости, оставаясь при этом детьми? Что, если избавить детей от проклятья взросления?

Наверное, Книжник очень странно поглядел в этот момент на говорившего, потому что тот осекся, поймав его взгляд. И рассмеялся:

– Я тебе кажусь психом?

– Ну… Немного.

– Согласен – идея действительно безумная. Но самое главное – она работает. И дает плоды.

– И что же, эта девчонка… – Книжник указал взглядом на светловолосую девочку, недавно одарившую его своей поразительной улыбкой.

– Эта? – герцог усмехнулся. – Она моя ровесница.

Книжник снова не смог сдержать изумления на лице.

– А что же ты сам?.. – слова застряли у Книжника в горле.

– Кто-то должен присматривать за ними, – сказал Герцог, и в голосе его послышалась неприкрытая грусть. – Настоящий взрослый. Со всеми достоинствами и недостатками.

– Выходит, не все так просто с вашими Питерами Пенами? – криво усмехнулся семинарист.

– С кем?

– Была такая сказка. Про мальчика, не желавшего становиться взрослым.

– Да, помню, – герцог рассмеялся. – Видишь – идея не нова. Но только нам удалось реализовать ее на практике.

– Так в чем секрет? Генная инженерия?

– Не в наших условиях. Все проще – и вместе с тем сложнее. Просто должен был появиться гений, способный на великое открытие.

– И что это за мудрец такой, что все это придумал?

– Алхимик.

– Кто?

– Не слышал про него?

– Откуда? Я же не местный.

– О, это великий человек. И настолько же странный, – Герцог на секунду задумался. – Я бы даже сказал – страшный.

– Пожалуй, так оно и есть, – глядя на странных детей-взрослых, произнес Книжник. Поежился. – Я бы ни за что не согласился навсегда остаться в шкуре подростка.

– Так и у нас не все идут на это. Дело сугубо добровольное. Кто-то же в Логове должен обладать силой и представительной внешностью. Кто-то должен выходить за пределы Логова, не выдавая наших тайн. Не все ведь в этом мрачном городе разделяют наши взгляды.

– А многие про них знают?

Герцог пристально поглядел на него:

– Вообще никто.

– Вот как?

– Вы трое – первые из посторонних в Логове. Но вы чужаки в городе, так что это особый случай. Дети вообще не в счет – они останутся здесь и, наверное, присоединятся к остальным. Для того и нужна проверка на входе в Логово – чтобы не проникли случайные люди. Или, чего доброго, нелюди.

Семинарист отвел взгляд. Отчего-то упоминание о нелюдях вызвало у него прочные ассоциации с этими полудетьми, существование которых противоречило самой человеческой природе. Стало немного жутковато и как-то тоскливо – словно забрел не туда, ошибшись дорогой…

– Это не ошибка, – произнес тонкий и вместе с тем глубокий голос. – Тебя привела судьба.

Книжник поднял взгляд. Перед ним стояла девушка лет шестнадцати – худенькая, с огромными черными глазами на бледном лице, в обрамлении длинных, прямых вороных волос.

– Тебя всюду судьба ведет, – продолжила девушка, воде бы даже удивленно. Склонила голову чуть набок, словно желала рассмотреть парня под другим углом. – Никогда такого не видела…

– Сам удивляюсь, – Книжник попытался свести все в шутку. Получилось коряво и натужно. – А позвольте поинтересоваться, на всякий случай: сколько вам лет, уважаемая? Может, к вам по имени-отчеству надо… Хотя о чем это я – как можно спрашивать у дамы возраст?

– Шестнадцать, – спокойно сказал девушка. – Я только прошла обряд посвящения.

– Что за обряд? – Книжник скосился на Герцога. – Или мне нельзя говорить об этом?..

– Она сама скажет, если посчитает нужным, – негромко произнес Герцог. – Она Пророчица – никто не смеет ей указывать.

– Пророчица? – повторил Книжник.

Девушка протянула в его сторону руку. На узкой ладони лежал странный оранжевый камень. Книжник никогда такого не видел. Просто физически не мог видеть. Но узнал его сразу.

– Это янтарь?

Пророчица чуть качнула головой:

– Не просто янтарь. Алатырь Жизни. Возьми.

Книжник протянул к камню руку – и отдернул: ему показалось, что этот кусочек окаменелой смолы обжег его, как раскаленный металл.

– Зачем? – осторожно спросил он.

– Чтобы понять. Ну же!

Пересилив неожиданный внутренний протест, он взял в ладонь удивительный, обжигающий камень. И тут же ощутил: что-то происходит.

– Сожми ладонь, – донеслось до него, как будто издалека.

Он сжал горячий камень – и это тепло заструилось по руке все выше, к плечу, и ноздри защекотало волнующим запахом горячей смолы. И вместе с этим запахом – наверняка существовавшим лишь в его воображении – пришло острое, ни на что ни похожее ощущение реальности.