Книга Там, где течет молоко и мед - Елена Минкина-Тайчер

Папу убили первым, на митинге ветеранов. Он был противник всякого насилия и с отвращением вспоминал войну, но на встречи ветеранов всегда ходил в память о погибших товарищах-студентах. Ночью Карл принес его к нам домой, уже холодного, с искаженным мертвым лицом. Я знала, что он сделал это ради меня и уважения к моему отцу. Чтобы труп отца не валялся на площади на радость штурмовикам. Но Карл слишком рисковал, хотя мама и вывела его в полной темноте через черный ход. Видно, кому-то из соседей не спалось в ту ночь…

Его отправили в лагерь. Исключили из университета за симпатии к врагам немецкого народа и отправили в лагерь. А нас выселили в еврейский квартал, правда, всего на несколько месяцев, до полного уничтожения квартала.

Нет, дорогой, негоже оставлять меня одну так надолго. Видишь, какие воспоминания лезут в голову. И какие такие срочные покупки ты затеял? Небось опять принесешь шоколад или сливки, сластена несчастный! И еще скажешь, что перепутал. Знаю я все твои хитрости.

Правда, и ты стареешь, мой дорогой. Плохо спишь в последнее время, я давно заметила. Тем более от тебя вечный шум – то тапок уронишь, то газетой шуршишь, как дитя. Пришлось даже попросить у доктора Розенблит снотворные. Хотя она и не любит давать старикам, говорит, можно ночью упасть от головокружения.

Какая умница наша доктор, просто чудо! И красивая женщина. Признайся, она тебе нравится. Я уже давно заметила, как ты придумываешь любой повод, чтобы отправиться к врачу. Да, да, старый хитрец. Но я даже рада. Не так грустно будет тебе оставаться одному.

Знаешь, дорогой, я не боюсь смерти. Слишком устала. Если бы человек еще мог уйти по своему желанию, без мучений. Но разве это закажешь.

Честно признаться, я рада твоей затее. Повидать всех детей, посидеть вместе за нашим старым столом. Я постелю вышитую скатерть, она еще хранится в комоде. Так хочется еще раз поглядеть на моих дорогих мальчиков, особенно на Эяля.

Да, вы все считали, что он мой любимчик, хотя это и неправда. Разве можно любить одну руку больше другой? Просто ему повезло родиться последним, когда я уже очнулась от своей боли. Наверное, я была неласковой матерью, я часто об этом думаю в последнее время.

Шмулик грубил, своевольничал, Додик – разбрасывал вещи и терял всё подряд, казалось, только строгость может приучить их к порядку.

А еще мне все время хотелось тишины. Тишины и чистоты. Тогда меньше мучили воспоминания о гетто. Но разве это можно объяснить маленьким шумным мальчикам?

А Эяль был тихим и серьезным. Толстый серьезный малыш, любитель покушать и помечтать, настоящая радость еврейской мамы. И еще любил делать уроки. Много ли найдется таких детей? Но главное, он напоминал моего папу. Единственный из всех детей. Казалось, маленький папа сидит за столом и аккуратно пишет буквы в тетрадку. Только буквы были другие, смешные и квадратные…

Кто же думал, что дети так оторвутся от дома! Особенно Додик, милый добрый замарашка. Первый на экзаменах, юридический факультет! Никто и не ждал от него таких успехов. И вдруг этот нелепый брак, потом полиция. Мой мальчик – полицейский! С последнего курса университета. И такая странная привязанность ко всему восточному. Даже еду он признает только восточную, говорит, наша – серая и скучная. И музыку. Так ненавидел скрипку, со второго класса бросили эту затею, хотя даже Шмулик играет немножко, не говоря про Эяля.

А сейчас берет уроки на уде у какого-то араба. И еще шутит: «Завершаю неоконченное музыкальное образование».

Но кажется, он всем доволен, и работой, и семьей. И детьми гордится, хотя им не помешало бы немного воспитания. Но милы, чертенята! И все мальчики – на одно лицо, как три капли. А дочка похожа на меня в детстве. Как забавно шутит природа. Так что ты зря огорчаешься за него, мой дорогой. Кто знает, что нужно для счастья?

За Эяля я гораздо больше волнуюсь. Особенно теперь, с этой Америкой. Хотя, конечно, безопаснее. И уровень жизни выше. Но разве им чего-то не хватало? Прекрасное положение в университете, новая квартира, дети чудесные. Может, все дело в Марине? Такая необычная интеллигентная девочка, мне кажется, я бы любила ее больше всех невесток. И очень красивая, коса чуть не до колен, с молодости не видела ничего подобного. Но нет в ней тепла. Ни тепла, ни любви.

Мой самый лучший, самый добрый, самый талантливый мальчик ей достался, а она его не любит! Не любит, я чувствую, ни в какой Америке не будет ему с ней радости. Не могу я ее принять. Ни принять, ни простить.

Теперь еще разница во времени. Не знаешь, когда позвонить, то он на работе, то спит. И без внуков скучаю. Такие малыши чудесные, наверное, выросли за год. Уже иврит стали забывать, Марина с ними только по-русски говорит, в садике – английский. Скоро не поймем совсем. Впрочем, нужно еще дожить…

Хотя бы дети Шмулика рядом. Хотя какое «рядом», когда Галь полгода в Индии. А до этого три года в боевых частях! Какое сердце может вынести? Хорошо, что младшие – девочки. Хотя сегодня и девочки на границе служат, подумать страшно. Не завидую я Хане, непростая у нее жизнь.

И со Шмуликом у них отношения странные, вроде всюду вместе, а не разговаривают, не улыбнутся друг другу. Или мне кажется на старости лет? Не все такие шутники, как мой Ицик!

Вот ты и пришел, дорогой, ключ в замке шуршит. Нужно хоть тряпку взять в руки, не пугать тебя своим бездельем.

Хана

1

Хана, не начинай, ради бога, я и так знаю, все, что ты сейчас скажешь.

Можно хоть раз за всю жизнь поговорить по-человечески? Только не с тобой! Хватит. Накушался. Стоит мне открыть рот, и начнется: «…со мной никогда не считались, никто не видел во мне человека, я даже не смогла закончить университет». И всегда все заботы только на тебе, дети – на тебе, магазин – на тебе. Вот и сейчас всем на тебя плевать, все только и стремятся нарушить твой отпуск и помешать встрече с твоим ненаглядным мальчиком!..

Ну, я что-то упустил? Конечно, я не помню так детально, как ты, все наши разговоры. Я ведь всегда отличался черствостью и невниманием.

Можно сойти с ума от твоей памяти, от этого бесконечного жевания прошлого, повторения одних и тех же историй и обид!..

Да, ты много работала в этой жизни, но ведь было такое время! Или я работал меньше?

Ты вспомни, как мы начинали, два студента голодранца, нам же спать было не на чем! Твои родители даже не пытались помочь, что им были наши проблемы! Да, у них много детей, но зачем заводить детей, если ты не можешь их содержать? Никакая религия не снимает с человека ответственность за свои поступки! У меня тоже есть дети, я понимаю, что говорю!

Разве мои родители не поддерживали меня в самые трудные минуты?

Отец нас просто спас тогда со своим магазином! И работа, и независимость – вот что ты обрела.

И сколько можно быть недовольной? Разве он мешал тебе при отборе товара? Или проверял счета?

Признайся, ты вскоре полюбила магазин. Все переставила по-своему, начала шить какие-то наряды. Помнишь, ты даже сшила Галю форму для карате? И потом, в армии, ты же всех его друзей обеспечила какими-то своими сумочками! Чего тебе не хватает? Разве тебя не обожают все местные модницы?