Книга Последний Иерофант. Роман начала века о его конце - Владимир Шевельков

— Не ожидал! По-моему, это замечательно! У нас есть возможность прямо сейчас осмотреть место, где произошло это мистически инспирированное преступление! — воскликнул Думанский, чувствуя, как в нем просыпается некий иррациональный азарт, способный подвигнуть как на взятие в одиночку вражеской батареи, так и на глупую детскую шалость, вроде чайного ситечка, подложенного в бальные туфельки кузины.

— Полно, перестаньте, — попытался урезонить его умудренный опытом старик. — Неподходящее место для прогулок. Напрасно я поддался на ваше предложение остановиться здесь. Вы же видите, там никто давно не живет. Владелец дома разорился от невозможности сдать хотя бы одну квартиру! Самые здоровые люди, стоит там пожить хоть немного, начинают болеть и вскорости умирают. Те же, кто избежал этой участи, гибнут от самых нелепых несчастных случаев. Когда хозяин, пытаясь спасти положение, начал брать минимальную плату, вышло еще хуже: студенты, отставные офицеры и мелкие чиновники мерли как мухи. Будь у нас побольше времени, я привел бы множество поучительных примеров, а так — думал вы сами убедитесь в нелепости ваших планов снять тут жилье, когда окажетесь рядом и почувствуете гибельную атмосферу. Ваша реакция на мой рассказ выглядит просто мальчишеством, Викентий Алексеевич, право же…

— Да бросьте вы! Всё в руце Божией. Вы же христианин, отчего такая приверженность суевериям? А мне вот, например, очень хочется взглянуть, каков дом изнутри. Вдруг стиль таинственного Р. мне понравится.

— Прекратите, не надо, — произнес дядя почти умоляющим тоном. — Поверьте, это вовсе не предмет для шуток. Я уже жалею, что вообще рассказал вам эту историю.

— Вы меня заинтриговали, — продолжал куражиться Думанский. — А что: возьму да и найму его весь целиком! Уж очень удобно для меня — служба в двух шагах, да и район хорош.

— Что верно, то верно, — вынужден был согласиться дядя. — Район просто замечательный. А еще, если посмотреть местоположение этого дома на карте, можно увидеть, что он находится в центральной точке города.

— Вот видите, а вы хотите лишить меня такого зрелища.

С какой-то гусарской лихостью Викентий Алексеевич крикнул из-под арки растерянному шоферу:

— Эй, братец! Ты подожди нас тут еще малость. Когда вернемся, получишь хорошие чаевые. — И устремился во двор.

— Нет, вы туда не пойдете! — воскликнул дядюшка, протестующе замахав руками, и в голосе его послышались драматические нотки. — Ради всего, что вам дорого, ради любви к Машеньке… Я прошу вас не входить в этот дом.

— Да что вы меня удерживаете, как младенца! Можно подумать, вы скрываете там нечто недозволенное, — рассмеялся Думанский, в то же время с удивлением слушая свой собственный голос, отдававшийся эхом в длинной неприветливой подворотне, и спрашивая себя, что такое на него нашло, но ощущение, подобное тому, какое испытываешь, несясь на санках с горы, уже захлестнуло его с головой. — Ну вы как хотите, а я пойду!

— Да ведь теперь ночь, вы ничего не разглядите, и потом — мало ли что там можно встретить. Вдруг в заброшенном здании поселились какие-нибудь бродяги или бешеная собака? Нет, говорю вам, вы туда не пойдете! — Инвалид попытался преградить путь азартному адвокату.

Куда там! Не слушая старика, Думанский широким шагом направился ко внутренним деревянным воротам, которые под действием сквозняка сами распахнулись перед ним, визжа петлями, напомнив крик вспугнутой совы. Дядя, жалобно причитая и тщетно стараясь удержать Викентия Алексеевича от безумной затеи, засеменил следом.

— Ну раз уж вы так хотите, зайдем внутрь: тогда удостоверитесь, что я еще в здравом уме и нисколько не приукрашиваю! А пока дорасскажу-ка я вам историю Р. Ну-с вот, когда объявили конкурс на лучший проект нового Императорского театра, Р. всеми мыслимыми и немыслимыми способами — где подкупом, где лестью, где откровенным обманом, у кого-то пробуждая «чувства добрые» патриотизма, товарищества, дружеское желание помочь, порой же просто играя на низменных страстях, сталкивая людей между собой (психолог был тонкий: знал, какую струнку у кого задеть), — добился наконец, что впечатляющий, можно сказать, гениальный проект создали за него другие. Работало на одного ловкача ни много ни мало, а около пятидесяти архитекторов и конструкторов! Кто создавал образ, кто разрабатывал тектонику, а кто — функцию помещений. Готовые чертежи Р. отнес на конкурс и выиграл! Прославился в мгновение ока, сразу же был пожалован высоким чином и званием придворного архитектора (завидная карьера, не правда ли?), и потом у него, понятно, от заказов отбоя не было.

Энтузиазм, захлестывающий Викентия Алексеевича, немного подутих после такой авантюрной истории, но виду адвокат не подал:

— Веселая шутка. Правда, довольно циничная… Наверное, фельетон очередного бульварного писаки? Ведь вы сами в это не верите, не так ли? А то здание, что вы ищете, во дворе, — его тоже строили разные люди, но авторство, конечно, приписали одному?

Старик обиженно посмотрел на Думанского:

— Шутка?! Да что вы, любезнейший, это все истинная правда, не приукрашенная историками. Р. это засвидетельствовал собственной рукой! Я сам его рукопись читал. Жаль, что книгу он издать не успел, — публичного покаяния не получилось.

Адвокат, резонно решив, что лучше не спорить, так как спором некоторый крен в душевном состоянии старого человека все равно не поправить, тотчас замолчал. Он только пытался все еще разглядеть где-нибудь дворника, но тщетно. Инвалид же все никак не мог оставить волновавшую его тему:

— А двое талантливых москвичей, которые как раз и спланировали здесь внутреннее пространство двора, придумали, как сделать плагиат гениальных творений прошлого, чтобы при этом никто не понял, что перед ним плагиат. Собственно, никакой сложности здесь нет: берется архитектурный шедевр прежних веков, скажем, венецианский Дворец дожей или «Ротонда» Палладио, меняются формы, преображаются детали, а основная ИДЕЯ остается. Согласитесь, что в результате получается нечто новое, даже оригинальное!

Думанский продолжал молчать.

— Так и образовалось новейшее течение в архитектуре — современный стиль, или «модерн», — и получило широкое распространение по всему миру.

Инвалид задумался, потом, как бы очнувшись, произнес:

— Так о чем это я? Ах да! Вы утверждали, что внешний, уличный фасад этого здания ничем не примечателен. Возможно. Но как раз доходный дом, тот, что во дворе, напротив, — очень даже необыкновенный. Он-то как раз и заслуживает самого пристального внимания! Вот, к примеру, снаружи кажется, что у него нет купола…

Думанский заторопился. Архитектурные байки дядюшки-графомана утомили его, да и вся эта затея с ночной прогулкой по заброшенному дому перестала казаться ему забавной:

— Давайте уж наконец осмотрим двор, а то вы все-таки опоздаете на поезд! Посмотрим быстро, да и поедем.

В лунном свете и двор, и внутренний фасад предстали во всем волнующем многообразии таинственного, изысканно чувственного стиля.