Книга Похищение сабинянок - Борис Косенков

– Да пошел ты!

Врач с санитаром, поднатужась, подняли наконец Алексея Михайловича и понесли к машине. Народ нехотя расступался, бородатый мужик шел следом и визгливо поносил невежественную отечественную медицину.

Тут и у Лидии Петровны голос прорезался.

– Леша! – отчаянно заверещала она.

Но мужа уже и след простыл: увезли в психушку. Как потом оказалось, на ближайшие полгода…

Еле-еле, на ватных ногах Лидия Петровна дотащилась до дома. У двери уже ждал ее хмурый сосед-милиционер. Он сунул ей пустую баночку и сообщил:

– Первичный анализ произвели. Обнаружен сильный… – Дима запнулся, потом по слогам выговорил: – Сильный гал-лю-ци-но-ген… Короче, крутой наркотик…

Прошло время, переживания того дня не стерлись, но изрядно потускнели. Лишь иногда субботним вечером Алексей Михайлович, ухмыляясь, заявляет:

– Неделька трудная выдалась. В ванне, что ли, помыться?

– Я тебе дам ванну, наркоман несчастный! – с ходу заводится Лидия Петровна. – Опять на другие планеты полетать захотелось? Душ лучше прими, а потом стопочку выпей.

– Стопочку – так стопочку, – торопливо соглашается муж. – За контакт с братьями по разуму.

И еще одно действует Лидии Петровне на нервы: вокруг дома так и шастают проходимцы. Уфологи, «контактеры», экстрасенсы всех мастей. Липнут, точно мухи к пирожному. А когда Лидия Петровна гонит их прочь, ругаются по-черному:

– Дура-баба! Такого контактера губишь! Отдай своего мужика нам – мы из него мировую звезду сделаем!.. В Америку повезем!.. И тебя заодно прихватим. Хоть поглядишь, как в других странах люди живут… Ну, что? По рукам?..

Осложнение после гриппа

Характер у Алевтины был далеко не ангельский. Тяжелый, если уж честно, был характер. Чем она особенно всех донимала, так это неукротимым стремлением везде навести надлежащий, по ее разумению, порядок.

Стоило ей войти, к примеру, в автобус, как она тут же принималась наставлять водителя, как правильно вести машину, а пассажиров уличать в неумении вести себя в общественном транспорте. Милиционеров она учила бдительности, продавцов – вежливости, от врачей добивалась чуткости, а учителям втолковывала разницу между дедукцией и дидактикой.

Когда Алевтина приходила с работы домой, муж и двое ее сыновей забывали о покое. То и дело на весь дом при поддержке резонирующих по последнему слову строительной техники перекрытий и перегородок разносился ее тренированный голос:

– Ты чего спину горбишь? А уроки сделал? Да кто же так подметает! Это ты до сих пор копаешься с ужином? Ты когда-нибудь от газеты оторвешься? Да разве так надо руки мыть?..

Мужчины у нее в доме были пуганые, они и ходили-то по комнатам, как зайцы по огороду, – подергивая ушами и время от времени замирая с поднятой лапой.

И вот однажды ранней весной Алевтина заболела гриппом.

– Волновать больную надо поменьше, – осмотрев хозяйку, посоветовал врач.

Мужское население квартиры провело короткое совещание и постановило: все делать, как следует!..

Казалось, в доме поселились ангелы. Муж и сыновья вовремя приходили домой, своевременно ужинали, мгновенно мыли посуду, ухитряясь не забрызгать при этом водой пол и стены, и сразу же наводили в доме порядок. Муж забыл, когда в последний раз смотрел телевизор и читал газеты. Домашний фартук стал ему привычнее галстука. Сыновья умудрялись приносить из школы пятерки, на худой конец – четверки, держали в чистоте тетради, не пачкали чернилами ни рук, ни рубашек. Они безотказно летали в магазин, не дрались по пустякам, как частенько случалось раньше, и безропотно ложились спать в восемь часов…

А больная все хворала. Температура уже опустилась до нормы, но она почти ничего не ела, плохо спала и часто плакала. Доктор выстукивал ее, словно сыщик в поисках тайника, но ничего не находил. Только разводил руками:

– Видимо, грипп дал осложнение на нервную систему. Надо ждать… Пройдет кризис – и дело пойдет на поправку.

Между тем подошел день рождения Алевтины. Мужчины решили, что все-таки отпразднуют его в семейном кругу.

Было как раз воскресенье. С утра в доме всё вылизали до блеска. Муж испек торт. Алевтина лежала на диване тихая, бледная, гладко причесанная. Ее худые пальцы бессильно теребили накрахмаленный пододеяльник.

Выстроившись в шеренгу, мужчины подошли к дивану.

– Дорогая наша мама… – начал старший из сыновей, и у Алевтины из глаз обильно заструились слезы. – Мы тебя поздравляем…

Но тут у младшего сына, а он, как на грех, держал торт на большом фаянсовом блюде, – так вот, у него вдруг зачесалось в носу. Не в силах сдержаться, он закрутил головой, зажмурился и…

– А-ап-чхи!..

Торт качнулся и, неторопливо скользнув по блюду, шмякнулся на пол. Разноцветная масса расплылась по коврику у дивана…

Алевтина содрогнулась. На ее синевато-бледном, почти прозрачном лице проступили пурпурные пятна. Слезы, зашипев, испарились на щеках, точно масло на раскаленной сковородке. Алевтина резко оторвала голову от подушки, села и взглянула на мужчин. Ох, какой это был взгляд!..

Растерявшийся старший сын, пачкая рукава рубашки, принялся собирать полужидкое месиво прямо руками. У Алевтины побелели скулы. Она подбоченилась и хрипло спросила:

– Это кто же так грязь убирает?

Муж метнулся на кухню и схватил первое, что попалось на глаза, – веник.

– Да кто же веником-то?.. – крикнула Алевтина и вскочила на ноги. – Ну-ка ты, – она ткнула пальцем в старшего сына, – тащи коврик в ванную! А ты, – это уже младшему, – помогай, чтобы ничего не уронить!.. Да поаккуратнее! А ты, – она обратила взор на мужа, – живо включай горячую воду!..

Через полчаса в квартире дым стоял коромыслом. Алевтина яростно мыла и чистила, грозно пекла блины с творогом и гоняла мужчин с поручениями.

Кризис, кажется, миновал…

Парик

Если в самом центре Москвы, где-нибудь в окрестностях Красной площади, вы увидите человека, который, замерев и приоткрыв рот, отсутствующим взглядом уставился то ли вдаль, в неведомые пределы, то ли внутрь самого себя, в еще более неведомые глубины, – не удивляйтесь: это не поэт, ухвативший за хвост шалунью-рифму, и не физик, силящийся примирить в одной формуле интеграл с дифференциалом. Скорее всего, это рядовой житель российской провинции, тщательно прочесавший универмаги и вещевые рынки столицы и теперь мучительно соображающий: «Жене колготки купил… Теще электромясорубку отхватил… Григориванычу прокладки выискал… Что еще-то?»

Именно так, пригнувшись и шевеля губами и пальцами, стоял у аптеки № 1, что на Тверской, бывшей улице Горького, Петр Тимофеевич Батников, когда его вдруг окликнули:

– Петух! Здорово! Вот это встреча!