Книга Золото Югры - Владимир Дегтярев

– Голова хранится в надежном месте и ждет, когда найдется благочестивый и почти святой служитель Церкви, чтобы вернуть ее на плечи Святой Девы!

Свенсон не стал рассказывать заезжему издалека священнику, скоро покидающему Тронхейм, что голову статуи случайно отрубили топором в бешеной драке между двумя рыбачьими кланами, заспорившими в церкви о местах рыбной ловли.

– Всегда найдется благочестивый служитель Церкви, – стал убеждать Свенсона падре Винченто, – но никогда у него не будет таких больших денег. Мы есть Церковь всех рабов, всех неправедно гонимых и всех нищих. Наши закрома пусты даже в пору сбора урожая. Иначе – мы будем не Церковью, а торговой лавкой.

Свенсон заплакал и стал креститься. Затем взял с алтаря стеклянный штоф и вскинул руку с лекарством вверх:

– Ты убедил меня, святой отче! Я понял, что нельзя ничего трогать и менять в этом мире! Если голова Пресвятой Девы покинула плечи в этом храме, значит, сие определено Богом. Если человек, даже наделенный саном священнослужителя, травит море, то, значит, ему нельзя ездить по морю!

Винченто перекрестился. Это была его мечта – не ехать далее морем, но для исполнения сего желания ему надобно всего ничего – умереть. Иначе Святой престол живого и внезапно вернувшегося в Англию Винченто лишит сана. То есть – умертвит.

– Жди меня здесь, – сказал теперь Винченто моряку. – Я скоро вернусь.

По дороге в порт, в таверну, где жили оба английских капитана, сам падре и два корабельных офицера, Винченто переводил в голове шиллинги на талеры. По весу серебра выходило, что моряк за лекарство требовал один фунт стерлингов и пять шиллингов. На церковные дела сибирской экспедиции господин Эйнан выделил падре Винченто десять фунтов серебра. За десять фунтов серебра следовало: вернуться из Сибири живым и написать сто страниц отчета о каждом дне плаванья.

Но чтобы вернуться живым, прежде всего надобно помириться с морем и качкой! Любой ценой!

* * *

Когда на кораблях, стоящих в гавани Тронхейма, затренькали колокола, объявляя матросам и всем слышащим, что уже пять часов вечера и пора идти домой ужинать, падре Винченто отсчитывал на алтаре, под свечами старому разбойнику Свенсону новенькие серебряные шиллинги, полученные папским легатом из рук самого господина Эйнана.

Свенсон ссыпал серебряные монеты в потертый кожаный мешок больших размеров, в котором рыбаки обычно хранят сухари, завязал кошель хитрым морским узлом и торжественно передал падре стеклянный штоф с чудодейственной жидкостью, изгоняющей из утробы дьявола.

– Принимать по три ма-а-а-аленьких глоточка перед едой, – раскрыл наконец секрет рецепта Свенсон.

И быстро вышел.

Падре Винченто с трудом открыл притертую пробку и понюхал зелье. Зелье ничем не пахло, даже водой. Падре сделал маленький глоток, потом еще один.

Ничего.

Винченто со злобой стал думать, как завтра, по утру, с солдатами городской стражи найдет обманщика, отберет свои деньги, а моряка лично проводит в городскую тюрьму.

Думая так, Винченто сделал два теперь больших глотка из штофа и вернул на место пробку. Ему показалось, что глаза его стали лучше видеть. Винченто повернулся и посмотрел в тот угол, где стояла безголовая статуя девы Марии.

Повернулся и вскрикнул.

Дева Мария стояла со слегка опущенной головой, как положено таким статуям Богородицы, и печально улыбалась.

Падре подбежал к статуе, припал к ее ногам и начал читать: «Аве, Мария!» Про наказание старого моряка он и думать забыл.

* * *

Голова статуи Девы все время после великой резни двух рыбацких родов лежала в старом кожаном мешке под алтарем. По уходу Винченто за деньгами старый Свенсон расшатал в углу церкви доску обшивки, вытянул сильными еще пальцами два кованых гвоздя. Там же, в углу церкви, нашел большой булыжник. Тем булыжником он и прибил деревянную раскрашенную голову статуи к плечам.

Теперь Свенсон быстро шагал к себе домой, в маленькую хижину, где половину места занимала печь и где постоянно гуляли сквозняки. Его ждали к ужину жена и дочь, которой уже пять лет назад надо было выходить замуж. Но кто возьмет девицу без приданого?

Теперь возьмут. Ибо на полученные от священника деньги старый Свенсон теперь купит большой дом вдовы Венвельды, которая уже не имеет сил убираться в доме на пять комнат с тремя голландскими печами.

Греха за собой Свенсон не ведал. Ибо продал падре настойку опия, которую по случаю купил у арабских купцов, когда они наняли варягов охранять их караван судов, идущих из русского Новгорода в шведский город Бирку. Арабская настойка замечательно помогала при сильных болях. Неважно, телесных или душевных…

Свенсон помотал старым кожаным кошлем. В нем весело забренчали английские шиллинги, на изготовление которых у миланского торгового дома ушло много свинца, немного олова и совсем мало серебра. Чтобы только покрыть монету.

Свенсона, старого моряка, повесили в Тронхейме через месяц после того, как он получил английские серебряные деньги. Нотариус, что оформлял покупку семьей Свенсона дома вдовы Венвельды, для пробы согнул один шиллинг сильными пальцами. Монета посередине перегиба дала трещину.

Истинное серебро при перегибе истинных монет – не трескается.

Глава двадцать пятая

Стефан Баторий легко соскользнул с крепкой русской лошади, доставшейся ему в презент от русского посла Осипа Непеи, прошел кавалерийским, косоватым шагом природного степняка к своему шатру и остановился в недоумении.

Ему, сидевшему в полоцком замке с дворянами и большими сановниками четырех государств, вдруг доложили, что к шатру приехало русское посольство! Баторий покинул бесполезное заседание, где занимались дележом неубитого медведя, планируя летнюю военную кампанию, вскочил на коня и поспешил к королевскому шатру.

И вот, доспешился! Народу округ шатра собралось великое множество; народ был местный, русский. И те трое старцев, что стояли сейчас перед польским королем Баторием, тоже имели русский монашеский вид. Правда, будучи в черных рясах, монахи носили ярко белые клобуки, с золотыми крестами посреди клобука. Русские епископы, етит твою выю!

Короля малость пронял озноб – седые бороды монахов росли до пояса. Великая православная вера не всякому давала такие бороды!

Вот попал король – пришло к нему святое посольство! И крикнуть некому. Отряд охраны, вон, с трудом пробивается через тысячи населенцев этого края, поющих православные молитвы.

Стефан еще приметил, что монахи приехали на одной телеге, запряженной одной лошадью. Посреди телеги лежала пятиведерная бочка, обычно используемая у русских для солений. Один из монахов наклонился к телеге, развязал чистый льняной платок. В платке лежал каравай черного хлеба. На каравай монах поставил солонку с солью и звучно сказал польскому королю: