Книга Град на холме - Илья Некрасов

Константин потерял интерес к пиру. Он опустил голову и лишь изредка подносил кубок с вином к губам. Впрочем, Фауста следила за тем, чтобы тот был полон.

Император погружался в собственные мысли. В воспоминания. Ему казалось, что он возвращается туда – во время последнего похода против Лициния. Он снова ощущал запах тех дорог. Пыли, поднятой тысячами ног… Но душно ему было не от этого.

Двести тысяч легионеров Лициния против ста тысяч Константина. Противник хорошо поставил несколько лагерей. Так, что они прикрывали друг друга и находились за рекой. Кроме того, рядом были стены города, где находилась операционная база Лициния.

Константин понимал, что уже проиграл. Его тылы оказались растянуты, а армия – вдвое меньшей, чем у врага. Если бы каким-то чудом Константину удалось выбить Лициния из укреплений, то городские стены защитили бы его.

Быстро менялась погода. Во влажном воздухе сквозил холод. В таких условиях предпринятый дальний поход быстро терял смысл. Но и возвращаться было нельзя. Не завоевав власть на востоке империи, Константин утратил бы часть позиций на западе.

Он долго бродил по холмам у реки, гадая, что делать, и глядя на войска неприятеля. А тот не торопил событий. Лициний мог выиграть войну, просто «перестояв» противника на реке.

Август[37]изучал позиции несколько дней и приходил к выводу о том, что для победы потребуется неординарное решение. Но не находил его.

Однако в один вечер, когда холод стал ощущаться сильнее, а последние надежды на победу угасли, он увидел знамение.[38]

Из-за холма к небу тянулись два светящихся серебряно-белых полумесяца. А там, в самой вершине, где они смыкались, горел ещё один. Однако его цвет был другим – он сиял как радуга.

Охранники, окружавшие Константина, упали на колени. Ничто не могло поднять их на ноги. Только один Август двинулся дальше. К вершине холма. Навстречу свету. Он не стал приказывать окружению, ведь на самой вершине должен оказаться кто-то один. Так должно быть. Он подумал, что, возможно, шёл сюда за этим. Ведь таких совпадений не бывает.

Константин поднимался, не чувствуя ног. Вид неба, сверкающего развеянной алмазной пылью, захватил сознание. Он точно не шёл, а плыл в этом небе. И света становилось больше. Из-за вершины холма солнечное сияние поднималось как далёкая, покрытая снегом, скала.

Светящаяся область разрасталась, а затем, когда Август почти ступил на вершину, стала сужаться. И тогда он увидел перед собой светящийся крест. Увидел, что крест этот окружён полумесяцами, и что те сливаются в круг.

Константин остановился, едва не сорвавшись с обрыва. Он не испугался, так как даже не заметил опасности. Словно чья-то рука остановила его в последний момент. Усилившийся свет начал слепить его, и он прикрыл глаза ладонью. И в какой-то момент показалось, будто на фоне креста можно рассмотреть силуэт, от которого и исходит сияние.

«Знамение… знамение», – донёсся ропот из-за спины. Константин обернулся.

Он увидел верных соратников, что успели подтянуться вслед за правителем.

Он предстал своим подданным в ореоле сияющего неба. На фоне креста. Люди увидели, как свет обнимает Его. Люди осторожно подступали к вершине. Они выглядели так, будто узнали живого Бога. Скоро их набралось очень много. И Константин смотрел в их горящие глаза. В океан горящих глаз.

«Победа», – понял он и повторил шёпот, что проникал в его разум. Это знамя победы.

Он приказал своим людям нанести на щиты и вымпелы знак: крест, вписанный в круг. Он сказал людям, что впереди победа. Сказал, что там их бессмертие. Что их души станут подобными свету. И люди ринулись в бой как один. Они смели врага. Сто тысяч смели двести. Солдат Константина не сдержала ни бурная река, ни обрушившийся мост, ни укрепления лагерей, ни городские стены.

Двести тысяч язычников, поклонявшихся мёртвым идолам, дрогнули, увидев целую армию с небесным знамением на щитах. Им казалось, что даже мёртвые, сплошь покрытые ранами, продолжают идти вперёд с горящими глазами и биться.

Огромное пространство пришло в движение. Бескрайний ковёр из человеческих тел колыхался, подчиняясь дыханию битвы.

Горячая кровь била фонтаном из перерезанных сонных артерий. В воздух взлетали разрубленные кольца серебряных кольчуг.

Повсюду блистали лезвия мечей и острия дротиков. С неба падали тысячи стрел. Сандалии легионеров скользили по доспехам павших, залитым дымящейся кровью.

Врага не столько рубили, сколько валили бешенным натиском. Целые ряды падали под напором сотен и тысяч спаянных и закованных в броню тел.

Над полем раздавались нечеловеческой силы крики и страшные хрипы диких зверей. В дорожную пыль падали имперские орлы со срубленных древков. Походные храмы язычников превращались в огромные костры. В мелкие куски разбивались изваяния мёртвых богов. Прочь бежали жрецы языческой лжи. И на всё это смотрело холодное сияющее небо. И силуэт того, кого обнимал светящийся крест.

* * *

Крисп покинул зал. Цезарю вдруг стало душно. Захотелось вновь увидеть свою будущую жену, Констанцию. Та ушла с пира много раньше, сославшись на то, что кружится голова.

Он более-менее держался, находясь в зале, но выйдя из него, тут же схватился за стену. Перед глазами плыло, ноги едва слушались. Стены расходились куда-то в стороны, а пол уже не выглядел таким ровным, каким был ещё час назад. С горевших на его пути факелов срывались искры, и Крисп инстинктивно укрывался от них.

Стоявшие у стен стражники были совершенно безучастны. Они будто пристыли к мраморным плитам. Крисп брёл в сторону покоев Констанции. Оставалось ещё несколько своротов. Совсем немного пути. Чуть-чуть коридоров.

Наконец, он добрался до её покоев. Как раз туда, в одну из комнат, проскользнула девичья фигурка. Тоненькая, будто детская. Она.

Цезарь оторвался от стены и, путаясь в ногах, направился туда. Двери были приоткрыты. Он вошёл внутрь, в темноту. Лишь у дальней стены комнаты горела лампадка, она стояла на небольшом столике. Свет едва падал на полупрозрачные шёлковые занавески кровати. А сквозь них, словно за призрачной пеленой, виднелся тонкий силуэт.

Крисп неожиданно понял, что не в силах произнести ни слова.

Или что ему не нужно говорить. Тогда он стал просто слушать голос, который позвал к себе. Цезарь приближался к манящему силуэту за занавеской.

Этот голос был так похож на голос Констанции. И вместе с ним слышалось что-то ещё… неразличимый шёпот. И будто бы от него Крисп пьянел ещё сильнее. Вокруг пахло цветами из сада и ароматическим маслом. И ещё чем-то тонким, чуть сладковатым. Словно разлитым по полу вином.