Книга Карта Талсы - Бенджамин Литал

Когда моя бывшая девушка попала в аварию на мотоцикле и сломала позвоночник, я многое понял о себе. Я научился расслабляться. Осознал, что она, возможно, совершенно забыла обо мне. А я помню, какой она была благородной и честной. Я понял, что никогда раньше просто так не сидел и не смотрел, как она спит. Я никогда не замирал на месте. Я никогда не позволял себе в ней усомниться. Я раньше ни разу не останавливался на месте и не смотрел на нее. Это было важно.

Я думал, сколько еще Эдриен пробудет без сознания. Мне очень сильно хотелось с ней поговорить. А ведь я мог бы уехать завтра, а она и не узнала бы никогда, что я вообще прилетал. Если бы я исчез, у Лидии бы испортилось обо мне мнение, но это было бы и неважно.

В палате Эдриен оказалась медсестра. Когда я вошел, она аж подскочила.

– Здравствуйте, – сказал я.

Она проверяла и поправляла провода – спешно, как телефонистка на коммутаторе. Одеяло снова было отвернуто, как до того, как я пришел.

Теперь в палате пахло средством для мытья окон. Когда медсестра ушла, воцарилась гробовая тишина, только в теплопроводах слышался какой-то звук. Или нет, скорее это что-то в палате, что-то из нового оборудования щелкало и постукивало – я осмотрел его – или, может, это штаны Эдриен, похожие на костюм астронавта, которые, сдуваясь и надуваясь, обеспечивали циркуляцию крови в ногах – но выяснилось, что они уже не работают, их выключили.

Я встал, обошел кровать и встал с другой стороны. Левое предплечье Эдриен, загипсованное так, что стальной шплинт доходил до самых кончиков пальцев – двигалось в локте. Рука совершала спазматические движения или что-то в этом духе; и гипс время от времени стучал по алюминиевому перильцу: тук-тук.

– Ты меня пугаешь, – пробурчал я, хватаясь за рукоять кровати. И подумал вдруг, не завидую ли я ей в том, что это она здесь лежит. – Скоро ты преобразишься, – сказал я. – Много времени это не займет. Старая Эдриен прекратит свое существование. У тебя вырастет новая кожа, новые кости. Пятое, десятое. Может, тебе даже втягивающиеся когти сделают.

– А руки?

Это была она. Карандаш, брошенный с балкона пентхауса. Я обязан был за ним полететь…

– …руки у тебя прекрасные.

Эдриен так резко провела загипсованной рукой по перильцам кровати, что я отскочил.

– Эта нет, – ответила она, отчаянно колотя ею.

– Гипс, – зашипел я, хватая руку, чтобы не дать ей его разбить. – Она в гипсе.

– Ничего не вижу, – объяснила Эдриен уже почти обычным тоном.

Снаружи летело время, а я уставился на ее открытый рот, на его оживший, саркастически искривленный контур. Эдриен хрипло дышала, не зная, что делать. Она не понимала, кто я такой.

– Сходить за медсестрой?

Ее лицо с завязанными глазами усохло даже еще больше, она казалась раздраженной.

– Больно, – сказала Эдриен.

– Знаю. – Я все еще крепко держал ее за руку.

Она подняла губу. Десны у нее были просто восхитительные, как самая красная сердцевина арбуза.

– Ты мне мешаешь, – задыхаясь, сказала она, – вы все мне мешаете. – Эдриен уже пыталась опереться на локоть, словно хотела подняться, но потом сдалась и начала вместо этого правой рукой, без гипса, показывать вверх и влево, а потом неуклюже, как плавником, махнула в сторону повязки; я нерешительно потянулся и схватил и эту руку тоже, опустив ее на место.

– Эдриен.

Она постаралась вырвать руку, но я не отпускал. Я чувствовал под своими пальцами все мышцы-сгибатели по отдельности, как клавиши пианино, игравшего что-то безмолвно и страстно. Это была сама Эдриен. Губы у нее кривились, смягчались, снова кривились. «Иди за сестрой», – наконец выпалила она. Я повиновался; выпустил руки и буквально у двери обернулся – она думала, что я ушел. Эдриен ловким движением выгнула здоровую руку и внезапно дернула голубую повязку. Она смялась и перекосилась, обвиснув на веревочке. Эдриен рванула еще раз, в этот раз подцепив ее большим пальцем снизу – я подскочил к кровати и отдернул руку, тогда она подняла другую, в гипсе, мне пришлось опуститься на локти для опоры, я уже держал обе руки, чуть не навалившись на нее телом, чтобы Эдриен не дергалась. Лицо мое оказалось над ее лицом: на месте повязки теперь виднелась ушибленная скула, рана на коже казалась совсем свежей, и мне нужно было как-то вернуть повязку строго на место – а из-под ее края уже показался глаз – белок красный, как кровавое озеро, а моргающее веко – черное.

– Это нужно для лечения, – выдохнул я, стараясь придать своему голосу властности. – Не нанеси себе… черт! – Эдриен резко ткнула большим пальцем в мою руку и принялась ковырять вены на моем запястье. На миг я отпустил ее и тряхнул здоровую руку с такой силой, что даже испугался, что сломаю и ее.

– Эдриен!

Резинка повязки соскользнула с самой широкой части головы и начала потихоньку сжиматься и съезжать. Пока я лежал рядом, видимая часть глаза стала больше, в красноте показалась тонкая, как лезвие, синяя полоска, газообразная корона вокруг мертвой черной звезды, расширенного зрачка, дыры в пространстве. Мне нужно было сделать что-то с собственным перекосившимся лицом. Я одновременно и хотел и не хотел, чтобы она меня узнала. Насколько я знал, зрение у Эдриен пострадало. Я как можно поспешнее отпустил загипсованную руку и попытался поправить повязку. Вяло моргавший глаз распахнулся. Зрачок уменьшился в размерах, в нем появился проблеск разума. Вернув повязку на место, я стал думать, увидела ли она меня.

Гипс взлетел и ударил меня по голове, ноги Эдриен затряслись как будто против ее желания. Мне следовало бы позвать медсестру, но после удара было слишком больно, я не мог даже посмеяться над тем, что она меня стукнула, и моя голова упала на подушку возле ее уха.

– Эдриен. Ты первый раз очнулась?

Она молчала. Ухо молчало. Голова страшно болела.

– Послушай, – сказал я, и мой голос словно затопил меня моей самостью. Я перестал шептать. – Ты знаешь, что произошло?

У нее сжались губы.

– Знаешь, что ты в больнице?

– Да, – ее дыхание напоминало теплый и вонючий ветер. – Я думала, что ослепла.

– Ты спину сломала.

По ее телу снова прошел спазм, механическое упорство жизни, потом Эдриен подняла руку в гипсе повыше и долбанула по рукояти. Зловещий звон заполнил палату. Я подождал, когда рука упадет, потом накрыл ее своим телом, моя грудь к ее груди, мои руки поперек ее рук, моя голова рядом с ее головой, и лежал так, пока ее тело не содрогнулось, как замедляющийся пропеллер, говоря об окончании спазма. Я чуть не целовал ее. Я слегка приподнялся и увидел, что Эдриен сжала губы, как будто бы вот-вот что-то придумает.

Потом сильная оранжевая рука оттащила меня в сторону, медсестра принялась крутить краник, регулирующий дозу морфия, и две личинки заползли Эдриен в кровь.