Книга Жена странного человека - Александр Вин

Для того чтобы постучать молотком или же без опаски поскрежетать по железу напильником, он выбирал моменты, когда сын не спал или в увлечении занимался в своём уголке игрой в самодельные деревянные кораблики.

Дальнюю часть мастерской он приспособил для хранения печных дров, в которые превращал всю ненужную, попутно найденную им по старым домам и чердакам мебельную утварь. Очень скоро он научился расправляться даже с дубовыми ножками продавленных стульев без пилы, а просто с грохотом переламывая их ударами своего двухфунтового молотка.

Привычно хрюкнула под потолком каморки длинная, давно не чищенная канализационная труба. Занятый наблюдением за искрами и грея руки у открытой дверцы печурки, Кит задумчиво молчал.

– Папа, а почему солдаты всегда в зелёном?

Пока он готовился к подробному ответу, сын догадался сам.

– А-а, это чтобы их не видно было на поле боя?! Как огурцы!

Он улыбнулся, радуясь крохотной мальчишеской улыбке.

– Хочешь послушать ту страшную историю, которая однажды случилась с нашим фрегатом около берегов Мавритании?

– Когда ты ещё спас там красавицу принцессу? Нет, лучше расскажи мне сегодня про гигантского кальмара, погубившего в индонезийском проливе почтовый пароход со всеми грузами и многочисленными благородными пассажирами!

– Это про нашу смертельную битву с этим страшным чудовищем? Хорошо, слушай…

Он улыбнулся, коротко отдыхая, так и не выпустив из руки молоток.

В прозрачном воздухе за стеклом чердачного окна недвижно висел крохотный, размером с ноготь, кусочек черепицы, недавно упавший с крыши. Тёплый ветерок, поднимавшийся вверх, плавно раскачивал глиняную чешуйку, и она невозможно самостоятельно парила в пространстве.

Он поначалу сильно удивился, но скоро заметил, что черепичка всё-таки летает за окном не сама по себе, а держится на незаметной, прозрачной осенней паутинке.

Ставшие короткими дни уже несли людям первые холода и ожидание неминуемых зимних забот.

Он вздохнул, почувствовав, что слишком уж отвлёкся от работы, и вновь принялся короткими и точными ударами молотка чеканить тонкой полоской свинца стык грубой канализационной трубы.

Через час ему потребовалось спуститься в подвал этого почти не знакомого по работе дома, он, чертыхаясь, пробрался в дальний угол, отодвинул там какой-то вконец разломанный дощатый ящик, ударился при этом плечом о выступ тёмной и пыльной кирпичной стены и в сердцах пнул ветхую ивовую корзину, тоже мешавшуюся под ногами.

Прутья корзины сухо пискнули, и она кротко развалилась на части, оставив на полу подвала кучу тряпья, две растрёпанные книги, ворох ржавых от времени бумаг и небольшую, грязную, без рамы, картину.

Чтобы досыта натопить их печку в такой прохладный вечер, барахла из корзины было явно маловато, и он даже не стал бы нагибаться, что поднять всё это старьё, но мельком заметил сквозь мрачные и ржавые потёки на тусклом холсте какие-то нарисованные мачты, тут же вспомнил недавние расспросы сына об устройстве старинных парусников и решил захватить рукописную картинку с собой.

Уже стемнело, когда он снял с огня плиты кастрюлю с только что сварившейся картошкой.

– Давай-ка поедим, сынок!

– Давай!

Кит с готовностью вскочил с пола, отодвинув в сторону кучу смешных корабликов с бумажными парусами.

– А что ещё было интересного сегодня у тебя на работе?

– В доме на углу молочник с женой бидонами дрались. Полицейский приходил их разнимать. Ещё старый священник вчера умер, а с утра в их доме как раз лопнула труба, пришлось мне отключать всем ненадолго воду. Забот у близких этого священника и так случилось много, а тут ещё одна добавилась, бестолковая, – таскать ведрами воду из соседней кочегарки. Я потом им немного помог… На, вот, держи, это тебе.

Он достал из своей рабочей сумки маленькую картину.

– Здесь какое-то судёнышко нарисовано, правда, его плохо видно, грязноватая картинка-то, но ничего, мы с тобой сейчас её тряпочкой с олифой немного протрём, заблестит она у нас, как новенькая… Ты, малыш, сам с этим справишься?

– Конечно, приятель, клянусь диким буйволом!

Кит ловко щёлкнул пальцами. С улыбкой отвернувшись, чтобы аккуратно снять в углу свою грубую куртку, он потёр под чёрной повязкой искалеченную глазницу, слишком долго вынимая случайно попавшую туда пыльную соринку.

Последние предзимние дни отметились первым снегом.

Выходя по утрам из подвала, он внимательно замечал за собой чёрные следы своих башмаков на тёплой пока ещё, но уже покрытой белым голой земле.

Как-то ему передали, что его ищет управляющий.

Он радостно вздохнул, ожидая только хорошей работы, и не ошибся: в одном из особняков за рекой нужно было срочно исправить отопление.

Дело было привычное, нужных инструментов хватило, да и приоделся он по этому случаю чище, чем в обычные дни.

Всё время, пока он крепил на место тщательно отремонтированный участок трубы, молчаливая экономка стояла за его спиной, а потом, когда он собрал свою сумку и принялся вытирать руки, она так же без лишних слов протянула ему деньги.

– Спасибо.

– Что ещё?

Строгая женщина нахмурилась, заметив, что он медлит.

– Извините, но ваши картины…

– Нет, нет! Нельзя! Эти картины очень дорогие, уходите!

Он пожал плечами, застегнул куртку.

– Что такое, Эльза? Почему такой шум?

Из дальней комнаты к ним неслышными шагами вышел высокий седой господин в красивом халате с кистями.

– Он…

– Я просто хотел посмотреть ваши картины. Вот эти, с морем.

– Вы что, бывший моряк?

– Нет…

Он смутился, не желая привычного ответа.

– Так считает мой сын, но я ни разу не видел ни моря, ни океанов.

Старик остро посмотрел на него, кашлянул в сухой кулак.

– Ну что ж, смотрите…

Аккуратно ступая по паркету, он прошёл вдоль стен, с грустью рассматривая шторма и тугие белоснежные паруса. Около одного полотна остановился, изучая картину дольше остальных, и хозяин посчитал необходимым приблизиться к нему с вынужденно вежливым вопросом.

– Интересно?

– Да. У меня есть такая же, похожая, только маленькая и грязная. Без рамки, не как все ваши… И корабль такой же, как здесь, и скалы как эти, и солнце.

– Бросьте, этого не может быть!

Старик взволнованно задышал, выпятив враз затвердевшую губу.

– Вы лжёте, милейший! Таких картин больше нет ни у кого! Я точно знаю, я посвятил творчеству этого художника всю мою жизнь! В вашей каморке наверняка висит какая-нибудь дешёвая бумажная картинка, и вы напрасно гордитесь ей, как настоящей!