Книга Бывших ведьмаков не бывает! - Галина Львовна Романова

Она еще возилась, подметая полы, когда на дворе послышался шум, и колдун пристукнул по столу.

— Бросай дела! Гостей встречай!

Гостей? Каких гостей? У княжны веник выпал из рук. Почему-то представилось, что сейчас сюда заявятся черти и всякая нечистая сила. Рука сама потянулась к нательному крестику, губы забормотали молитву, а колдун расхохотался.

— Боишься? Зря! Поди глянь, кто пожаловал! Не люблю их, а все-таки…

Снаружи слышались конский топот, шаги, молодецкие выкрики, скрип колес.

Девушка поспешила на крыльцо. На дворе уже гарцевали на крепко сбитых конях незнакомые мужики и парни, кое-как одетые и вооруженные кто рогатиной, кто дубиной, кто старинной пищалью, а кто топором и пищалью сразу. Следом за ними въезжала подвода, где на мешках и сундуках сидело еще несколько человек. Всего приезжих было пятнадцать.

Лихо осадив вороного коня, у крыльца спешился мужчина средних лет, одетый побогаче остальных, в казачий кафтан. Бросив повод коня подскочившему парню, лицо которого Владиславе показалось даже симпатичным — был он, во всяком случае, самым молодым из гостей, не старше семнадцати-восемнадцати лет, — мужчина шагнул навстречу колдуну, придерживая рукой висевшую на боку саблю.

— Ну, здрав будь, хозяин ласковый! А мы опять по твою душу.

— Вижу, — нахмурился «ласковый хозяин», опираясь на откуда-то взявшуюся палку. — С чем на этот раз?

— Да обычное дело. Купцов маленько пощипали. Вот, добра прихватили. Меха, ткани, узорочье всякое. Ну и золота-серебра добыли. Спасибо Степке — он у меня зоркий! А уж какой бедовый да понятливый! Люблю его, постреленка!

Мужчина притянул к себе того паренька, потрепал и без того растрепанные вихры, чмокнул в макушку.

— Ну уж и любите, Тимофей Игорыч, — ломающимся баском откликнулся Степка.

— А чего ж тебя не любить, когда ты малец-удалец весь из себя молодец? Ну, беги покамест. Дело справляй!

Парень увел вороного коня.

— Примешь ли нас, хозяин? — Тот, кого назвали Тимофеем Игорычем, придвинулся к колдуну.

— Чего ж не принять гостей дорогих? — ответил тот неласково. — Только у меня печь не топлена, ничего не готовлено.

— Да мы что птицы небесные — нам бы воды глоток да хлебца чуток, — ответил мужик и вдруг заметил Владиславу. Загорелое его лицо с широкими скулами и отвислыми усами сразу как-то изменилось. — Эге, а откуда у тебя такая краля красоты неземной?

Он подмигнул девушке, и Владислава испугалась. Этот человек пока не сказал ни одного грубого слова, все шутил и балагурил, но на нее вдруг словно повеяло могильным холодом.

— Откуда-откуда… оттуда, — грубо оборвал колдун. — Ты, Тимошка, свое место знай. Аль забыл, кем ты был и кем стал?

— Место я свое, хозяин, помню, — процедил тот. — А и ты свое не забывай! Я чего хочу, то и беру, потому меня называют Хочухой!

Услышав это слово, девушка обмерла и вынуждена была привалиться к стене, чтоб удержаться на ногах. Имя Тимофея Хочухи гремело не только по Загорскому уделу, но и в окрестных волостях. Среди мужиков ходило поверье, что это сам Степан Тимофеич Разин в его лице заново на свет народился, потому и силен он так, и удачлив без меры. Ходил, сказывают, и в степи, и на Восток, и до самого моря. Пробовали с ним воевать, да он как сквозь землю проваливается. И войско против него высылали, а без толку. Никто не знал, где его дом. Одни говорили, что на острове посреди реки, другие селили его в пещерах, третьи — на высокой каменной горе, четвертые — в непролазных чащах, куда он ходит подземными тропами. Поговаривали также, что люди его — и не люди совсем, а звери-оборотни. Вот окружат их солдаты, а Тимофей Игорыч топнет ногой, свистнет в два пальца — и оборачиваются разбойнички кто собакой, кто кошкой, кто вороной, кто мышью, а сам он — орлом сизокрылым. Проскользнут мимо — и в условном месте опять людьми становятся. Народная молва рисовала его писаным красавцем, у которого царская дочка в невестах ходила, но княжна Владислава, столкнувшись со знаменитым разбойником лицом к лицу, видела лишь обветренные скулы, маленькие прищуренные глазки и прыщ на носу. Ну какой из него орел? Даже нос не орлиный! Да кто угодно красивее его! Даже ее отчим, уж на что она не могла вспоминать без содрогания его объятия. А уж Петр Михайлик…

При воспоминании об этом человеке, который в облике коня сейчас стоял один на привязи в темном стойле, девушка содрогнулась. И тут же ее обожгло ужасом — ведь тот малый, Степка, как раз и повел разбойничьего коня туда же!

— И где этого Степку носит? — как подслушал ее мысли разбойник. — Небось опять где-нибудь стоит, рот разиня. Одно слово — Разиня он разиня и есть!.. Эй, Степа-ан! — гаркнул он.

— Посади блоху в карма-ан! — протяжно откликнулся один из разбойников.

Все захохотали, но смех оборвался, когда из дверей конюшни выскочил сам парень. Едва взглянув на его лицо, Владислава поняла, что случилось то, чего она больше всего боялась.

— Тебя где носит, бесов сын? — напустился Тимофей Хочуха на подручного.

— Там это… ну… — Степка отчаянно замахал руками. — На конюшне-то… Конь-огонь стоит! Одна шерстинка золотая, другая серебряная!

— Да будет тебе заливать-то! У нашего хозяина всего вдоволь, но вот лошадей отродясь не бывало. Так ведь? — Атаман подмигнул старому колдуну.

— Да побожусь! — Степка попытался размашисто перекреститься. — Чтоб меня на первом же суку вздернули! Чтоб на каторгу загреметь! Чтоб вас всех за медный грош продать! Стоит, глаз горит, из ноздрей пламя пышет, из ушей дым валит!..

Разбойники от души похохотали над парнем, а Владислава стояла ни жива ни мертва. Вот сейчас они пойдут в конюшню и… Что будет?

— Повеселились — и хватит, — оборвал смех Тимофей Хочуха. — Ночь коротка, а дел много. Зачаруй нам добро, колдун.

Старик кивнул и пошел к возу, из которого успели выпрячь лошадей. На ходу достал знакомую плеть, несколько раз обошел слева направо воз, хлеща каждый мешок и сундук по три раза и бормоча что-то себе под нос.

— Пень да вода, огонь да трава, — разобрала Владислава несколько слов, — из земли пришло, в землю ушло… Стоит дом светел, в том дому живет петел…[7]

Обойдя воз, взял горсть пыли прямо из-под ног, дунул сперва на воз, потом — на собравшихся разбойников.

— Вот так. Зарыть до рассвета на крутом берегу. Место камнем приметить. А камень тот сыщет лишь тот, кто сам добро в землю зарывал. Прочие — век ищи, не отыщут! Мою-то долю отложили?

— Давно отложили, хозяин ласковый, — прищурился Тимофей Хочуха, указав на два мешка и один сундучок, окованный медью. — Глядеть будешь, чего положили?

— Пошто? Так поверю. Потому как знаю, коли солжешь, то не только новой добычи тебе не видать, а и все старые клады свои забудешь куда хоронил… Теперь прошу в дом. Только уж не взыщите, есть-то у меня почти что нечего. А ты, — колдун зыркнул исподлобья на княжну, — с нами ступай.