Книга Дневник мотылька - Рейчел Кляйн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А теперь даже вмятины не осталось.
После папиной смерти мама несколько раз водила меня к психиатру. Я сказала врачу, что больше всего мне не хватает папы по ночам, когда приходит страх и я так нуждаюсь в папе, а он не может быть рядом со мной. Я давным-давно перестала его будить среди ночи — уже несколько лет, — но мне необходимо было знать, что стоит мне только позвать папу, и он придет ко мне. Психиатр сказал, что считает недопустимым, чтобы отец ложился в мою постель. Он говорил о папе словно о живом, как будто его настоящее преступление состояло в том, что он помогал мне уснуть, а не в том, что он покончил с собой. После таких слов я поинтересовалась, не забыл ли доктор, почему я пришла к нему? У него было так много пациентов, что он мог и перепутать. Больше я не пожелала с ним общаться. И отказалась объяснить маме причину. Не знаю даже, замечала ли мама вообще, что иногда папа среди ночи вставал с кровати и уходил. В любом случае она отослала меня в закрытую школу. Мне больше не хотелось вспоминать о том, как папа спал рядом со мной в моей постели. Врач погубил эти воспоминания.
В прошлом году как раз в это время я собиралась на танцы и тайно мечтала влюбиться в своего партнера. Я никому никогда об этом не говорила. А он оказался нелепым прыщавым занудой! Я не переставала жалеть, что купила такое прекрасное платье по такому ничтожному поводу. И все же я тогда была намного счастливее, чем теперь.
Известно ли кому-нибудь местонахождение точки, в которой заканчивается реальность и откуда берет начало нечто совершенно непостижимое? Глядя на две параллельные прямые, мы знаем, что нам не дано увидеть точку, в которой они пересекутся, можно лишь предполагать точку, к которой они стремятся. Но теоретически такая точка существует, и в ней возможно все.
Сегодня утром мы должны были пойти в библиотеку, чтобы поискать материал для реферата по истории. Но я решила позаниматься на фортепиано. Уютно устроившись в одном из кресел читального зала, я бы непременно уснула. В репетитории, во всяком случае, поспать негде — разве что на полу. Я поиграла какое-то время, но вскоре затхлый дух из подвала дал о себе знать. Опять! Я уж почти забыла о нем, но сегодня в комнате просто невозможно находиться. Я собралась поискать уборщика, но только открыла дверь, как увидела, что кто-то выходит из подвала. Я успела заметить темно-синюю кофту и длинную серую юбку, мелькнувшую в конце коридора. Я оставила дверь приоткрытой и ждала, когда девушка пройдет мимо. Собственно, мне не нужно было видеть ее лицо, я уже знала, кто это. Она прошла мимо быстрым шагом, но не бегом, а словно скользя над полом. Лицо у нее было багрово-фиолетовым, одутловатым. Это лицо блестело от влаги. Она пыталась промокнуть его рукавом кофты. Я оцепенела от ужаса.
Убедившись, что она ушла, я пошла в конец коридора, ко входу в подвал. Мне было страшно взяться за дверную ручку. Я боялась, что она прожжет мне кожу. Дверь была заперта. Но я уверена, что она вышла оттуда. Каким-то образом ей удалось достать ключ от подвала. Или, может быть, кто-то оставил дверь открытой. Но это по-прежнему ничего не объясняет.
Осенью я разрешила себе погрузиться в трясину невероятных историй, и эти истории убили Дору. Я больше не позволю себе верить в то, что считаю невозможным. Вместо того чтобы идти на урок, я прошмыгнула к себе и зарылась с головой под одеяло. Мне было необходимо побыть в своей комнате, в моей кровати, где все запахи вокруг — мои, чтобы забыть тошнотворный подвальный смрад. Если миссис Холтон застанет меня здесь, я скажу, что у меня болит живот. Немного успокоившись, я заставила себя почитать. Я держала под одеялом раскрытый бирюзовый томик и вглядывалась в слова на странице. Понятия не имею, о чем там было написано.
Когда я встретила ее позднее, вечером, сразу перед ужином, вид у нее был нормальный. Я посмотрела на нее в упор, и наши взгляды пересеклись. Она вела себя как обычно, не замечая меня вовсе, значит, она не знает, что сегодня утром я ее видела.
Сегодня я не пошла вместе со всеми на встречу с Чарли. У меня не было настроения. Я устала, и, как всегда перед месячными, у меня болела голова. Что-то стискивало виски, пересохший язык распух. Странное состояние, которое невозможно описать словами и которое так пугало меня, когда я была маленькой.
Мне нужно просто лежать в темной комнате, в полной тишине. Я даже читать не могу. Все мои мысли сосредоточились на головной боли. И весь мир — в моей пульсирующей голове. Иногда мне плохо до рвоты. Я сплю часами и все равно просыпаюсь утомленной. Когда мигрень отступает, то усталость почти приятна. Руки-ноги наливаются тяжестью — не поднять. Вокруг все плывет. Во время мигреней я не вижу снов.
Как только я смогла сидеть в кровати и впустить в комнату свет, я взяла дневник и ручку, чтобы они составили мне компанию. Теперь я уже не один на один со своей головной болью.
Похоже, Люси даже не заметила, что я никуда не пошла.
У меня нет сил, чтобы бороться с Эрнессой. Она бывает, где ей вздумается. Она является нежданно-негаданно. Она проходит сквозь двери, сквозь стены, сквозь оконные стекла. Она проникает в сны. Она исчезает, но остается рядом. Она знает, что будет, и видит сквозь плоть. И она бесстрашна.
Сегодня голова болит еще сильнее, и я опять весь день лежу в постели. София после ланча заходила меня проведать и принесла поесть. На весенних каникулах она встречается со своим отцом. Он повезет детей кататься на лыжах в Вермонт. «Кататься на лыжах в Вермонте» — как естественно это звучит, несмотря на то что родители Софии разведены и живут в трех тысячах миль друг от друга. По крайней мере, они обитают на одной планете. София с восторгом предвкушает встречу с отцом. Не могу больше писать.
Вчера вечером после ужина Люси пришла ко мне.
— София говорит, что ты сильно заболела, — сказала она. — Тебе не лучше?
— Чуть-чуть. Хоть месячные пошли наконец. Лучше уж пусть живот болит, чем эта мигрень.
— А у меня никогда не болел живот, — сказала Люси, словно сожалея об этом. — Не текло даже, а еле капало, когда шли месячные. Но у меня их не было с прошлой осени.
Люси присела на краешек кровати и провела ладонью по моей щеке. Мне хотелось прогнать ее, ведь два дня я провалялась тут больная, а она даже не заметила, пока София ей не сказала. Мне хотелось крикнуть, что знаю: ей совершенно наплевать на то, как я себя чувствую. Мне так плохо. Я смолчала и никак не выразила своих чувств. Я позволила ей сидеть и гладить в темноте мою щеку.
Я все не могла добраться до дневника. Теперь, пропустив ланч, я сразу прибежала к себе. Я боюсь забыть хоть малейшую деталь из того, что случилось этой ночью. Сейчас все уже кажется сном. И сон этот начинает исчезать из моей памяти. Таких болезненных месячных у меня никогда не было. Из меня просто лило. Когда я откинула одеяло, то увидела, что на белой простыне подо мной растеклось огромное темное пятно. Я с трудом добрела до ванной и села на унитаз. Стало чуть легче, и я просидела на унитазе довольно долго, пока кровь беспрепятственно вытекала из меня. Так я и задремала, положив голову на спинку стула. И вдруг из комнаты Люси донесся тихий протяжный звук. Сначала я не обратила на него внимания, но звук повторился — громче и явственнее. Он отделился от ночной тишины. Он взлетал и опадал сам по себе. Встав, я почувствовала слабость. Мне пришлось прислониться к стене, когда я поворачивала ручку. Дверь в комнату Люси приоткрылась. Лунный свет заливал комнату — шторы были подняты, и я видела все очень отчетливо. Люси лежала в кровати, на спине. Кожа ее серебрилась. Я заметила, что глаза у нее закрыты, а губы разомкнуты и видны краешки белых зубов и кончик языка. Она была так неподвижна, что казалась бы спящей, если бы не эти звуки. Это были стоны, растущие и опадающие вместе с ее дыханием. Рядом с ней лежала Эрнесса. Ничто не разделяло их тел. Они соприкасались от головы до пят. Эрнесса опиралась на локоть. Она склонила голову, прижалась губами к соску Люси и жадно втянула в себя розовую плоть. Рубашка Люси была спущена до пояса, обнажая и вторую грудь с туго натянутой кожей и маленьким красным бугорком соска. Рука Эрнессы обвивала обнаженную талию Люси. Сплелись их тела, спутались волосы — черные и серебристо-золотые. Луна скрылась за густыми облаками, и в комнате стемнело. Я испугалась, почувствовав, что теряю сознание. Я больше не могла разглядеть кровать. Она растворилась в ночной мгле. Поспешно закрыв дверь, я бросилась к себе в комнату.
