Книга Разрушая страхи - Энн Куин

— А я — дедушкой.

Отец произнес эти слова с такой любовью, что теперь я сразу понял, чем были вызваны все изменения в нем.

— Но я еще не слышал, как вы познакомились? — решаю сменить тему я.

— Давай я расскажу, — берет инициативу Адрес.

Он делает глоток и начинает свое откровение.

— Каждый день я бегаю в парке возле своего дома по одному и тому же маршруту. Но вот в одно утро на моей привычной тропинке я обнаруживаю вырытую яму и решаю сменить путь. Бегу возле пруда, слушая любимую музыку, и вдруг вижу на лавочке ее.

В это мгновение я четко представляю Мию, сидящую на лавочке возле пруда.

— Она словно ослепила меня. Я забыл, куда и зачем бежал. Единственное чего мне хотелось в тот момент, так это знать, что она не мираж.

Вспоминаю Мию, стоящую под дождем, когда первый раз ее увидел, и внутри болезненно сжимается комок, мешающий дышать.

— И вот я подхожу к ней и говорю: «Привет!»

Я четко вспоминаю, как так же говорю ей: «Привет!» — а затем она впервые смотрит на меня своими синими глазами. Кожа покрывается мурашками от внезапного озноба, сердце предательски учащает свой ритм. Я резко вскакиваю с места, совсем не ожидающий пробуждения эмоций, нахлынувших от воспоминаний.

— Извините меня, — наспех говорю я, — мне нужно подышать.

Мне все равно, о чем сейчас подумали все. Выбегаю на улицу и, вдыхая полной грудью, пытаюсь прийти в себя. «Что это было? Я словно слушал историю про нас!»

За ужином все проходит в такой же радушной и спокойной обстановке. Когда все разошлись, мне еще не хочется спать, несмотря на то, что уже очень поздно. Выхожу в сад, ложусь на один из шезлонгов и наслаждаюсь красотой звездного неба. Слышу, как кто-то идет, и рядом садится Андрес.

— И кто она? — спрашивает он меня.

Непонимающе смотрю на брата.

— Перестань, я сразу все понял, когда ты выбежал за обедом. Когда мы впервые с Крисси поругались, я выглядел так же. Мне словно не хватало кислорода.

— Никогда бы не подумал, что вы могли поругаться?

— Это даже полезно: тогда я ясно понял, что хочу, чтобы именно она всегда была рядом.

— Интересно, из-за чего вы поругались? — с интересом спрашиваю я.

— Ее достала моя педантичность.

— Всего-то?

— Ты же знаешь, в каждом есть что-то, от чего бы они с удовольствием избавились, но не могут.

— И как же вы помирились?

— Однажды утром она пришла и сказала мне: «Я люблю тебя всего, а значит, и твою педантичность».

— Мило! — улыбаюсь я.

— Самое смешное, что она теперь больший педант, чем я!

— Андрес, я искренне рад за тебя.

— Я очень счастлив, — он будто светится.

Мы лежим, вспоминая детство, когда у каждого из нас было лишь одно стремление — быть лучшим во всем.

— Вот вы где? — немного испугал нас отец.

Мы резко поднимаемся и смотрим на него.

— Мои мальчики, — с большой любовью произносит отец.

Я до сих пор не могу привыкнуть к его новому амплуа милого и любящего отца. Но, как бы мне не нравился новый он, я очень рад, что сейчас не один.

— Пожалуй, я вас оставлю, — вдруг говорит Андрес и встает.

Непривычная для меня паника зарождается во мне, но я стараюсь не показать ее. Когда Андрес уходит, отец занимает его место, и теперь мы сидим, смотря друг на друга.

— Адан, прости меня! — я изумленно смотрю на отца.

Смотрю в родные с детства глаза, но сейчас они меня не пугают. Вижу в них раскаянье, но все равно не нахожу нужных слов.

— Мы уже говорили с Андресом, теперь очередь открыться тебе.

— Открыться?

— Да, — он видит мои полные непонимания глаза. — Я начну со своего детства, и ты все поймешь.

Я приготовился внимательно слушать, хоть до последнего не понимал, зачем.

— Так вот, — продолжал отец. — Как ты знаешь, ваш дедушка держал антикварный магазин, но ты не знал, что единственной страстью в его жизни были часы. Он был одержим ими. Последние деньги он мог потратить на очередные часы, и я помню все эти вечные ссоры родителей, так как был старше сестры. Вместо того, чтобы играть с детьми, я все свое детство провел в компании антикварных вещей. И только после уроков мне удавалось быть в библиотеке среди любимых книг, которые на самом деле были мне и интересны. Однажды подростком отец застукал меня в моей комнате, читающим книгу — меня тогда увлекали звезды, в то время, когда я должен был помогать ему в магазине. «Что ты здесь делаешь?» — спросил он. Помню, как испугался тогда, поскольку все детство больше всего боялся вывести его из себя. А затем откуда-то пришла смелость, и я спокойно отвечаю ему: «Читаю». Помню, как он недовольно произнес: «Читаешь?» — а затем я услышал то, что навсегда изменило мою жизнь. «Попросту тратишь время, так как в управлении антикварным магазином это не пригодится. Но до конца школы, так и быть, можешь продолжать заниматься глупостями». «А как же институт?» — не выдержав, спросил я. Но услышал совсем не то, что мне хотелось: «У меня нет денег, чтобы дать тебе высшее образование. Да, если честно, я и не вижу в нем жизненно важной необходимости». Когда отец вышел, мне вдруг стало так плохо, все мои мечты, что после института я смогу стать кем захочу, рухнули в одно мгновение. Несколько дней меня преследовал кошмар: состарившийся я сижу в антикварном магазине и вожусь с какими-то часами, а вокруг никого.

— Ты никогда этого не рассказывал про дедушку? — перебиваю отца я.

— Вы его не помните, и мне казалось, что это к лучшему.

— А что было дальше?

— А дальше был мой протест.

Я вижу, что он заметил мое изумление.

— Да-да, именно протест. Мне было четырнадцать, когда я пришел и заявил отцу, что не буду продолжать его дело и никогда не буду часовщиком. Помню, как отец смеялся, смотря на меня. «И кем же ты будешь, если не секрет?» — с насмешкой спросил он. «Еще не знаю, но самое главноечто тем, кем сам захочу!» — уверенно ответил я. «Только не надейся, что я передам тебе магазин, когда ты приползешь об этом просить». И тогда я произнес обещание, адресованное больше самому себе, чем ему: «Я никогда ни о чем тебя не попрошу!»

Отец остановился, но мне ужасно хотелось услышать продолжение.

— Адан, в тот день, — продолжил он, — когда ты заявил, что сам выберешь, кем быть, на моем лице ты видел лишь разочарование. Но тогда я видел в тебе себя, и ты не представляешь, как я был горд тобой.

— Горд?

— Да! Все эти годы я молился, чтобы у тебя все получилось и ты нашел себя. Но, как бы мне не хотелось поддержать тебя, ты должен был сделать это сам.