Книга Секс на заре цивилизации. Эволюция человеческой сексуальности с доисторических времен до наших дней - Касильда Жета

Часть III

Какими мы не были

Суть нашей позиции в том, что человеческое сексуальное поведение есть отражение как эволюционных тенденций, так и социального контекста. Таким образом, для понимания сексуальных тенденций у человека необходимо чётко понимать тот социальный мир, в котором они развивались день за днём. Трудно представить, как общинная, солидарная социальная организация, которую мы описывали, выжила бы в мире, который представлял себе Гоббс, – «bellum omnium contra omnes» (война всех против всех). Однако ложное видение жизни доисторического человека по-прежнему суммируется кратким итогом: «одинокая, бедная, злобная, жестокая и короткая», и это всё ещё принимается почти повсеместно.

Установив, что жизнь доисторического человека была в высшей степени социальной и уж ни в коем случае не одинокой, мы в четырёх последующих главах вкратце рассмотрим оставшиеся части гоббсовского описания, прежде чем продолжить основную дискуссию о собственно сексуальном материале. Мы надеемся, что читатели, которым в первую очередь интересен секс, терпеливо последуют за нами, потому что то, что на первый взгляд кажется отступлением, на самом деле есть сокращение дороги к более ясному видению повседневной жизни наших предков. Это поможет лучше понять последующий материал, а заодно и ваш собственный мир.

Глава 11

«Богатство природы» (бедная?)

Самое важное, леди и джентльмены, что алчность – как бы выразить получше – это хорошо. Алчность – это правильно, алчность работает. Алчность проясняет, прорывается через преграды и схватывает сущность эволюционного духа.

Алчностью, во всех её формах… отмечен исторический взлёт человечества.

Гордон Гекко в фильме «Уолл-стрит»

Что есть злоупотребление вселенной? Можно ответить одним словом: алчность. Алчность есть самое прискорбное зло.

Лоренти Магеса. Африканская религия: моральные традиции изобильной жизни

Экономика, «унылая наука», была унылой с самого начала. Как-то осенним днём, ближе к вечеру, в 1838 г., нечто, что можно назвать ярчайшим озарением, когда-либо вспыхивавшем на английском небосклоне, осенило Чарльза Дарвина прямо в темя, и он застыл, ошеломлённый, по словам Ричарда Докинза, «мощнейшей из идей, приходивших в голову человеку». В тот самый момент, когда гениальная интуиция привела его к открытию естественного отбора, Дарвин читал «Опыт о законе народонаселения» Томаса Мальтуса190.

ПОМОГАТЬ БЕДНЫМ – ВСЕ РАВНО ЧТО КОРМИТЬ ЛОНДОНСКИХ ГОЛУБЕЙ: ОНИ ТОЛЬКО БУДУТ БЫСТРЕЕ РАЗМНОЖАТЬСЯ И ВСКОРЕ СНОВА ДОЙДУТ ДО ГРАНИ ГОЛОДА, ТАК ЧТО КАКОЙ СМЫСЛ?

Если мерой идеи считать её проверку временем, то Томас Мальтус заслуживает статьи о себе в Википедии как занявший 18 место по влиянию на историю. Прошло два столетия, но попробуйте найти хоть одного студента-экономиста, не знакомого с простым доказательством, которое было предложено первым в мире профессором экономики. Помните, он утверждал, что каждое поколение удваивается в геометрической прогрессии (2, 4, 8, 16, 32…), но земледельцы способны увеличить снабжение продуктами лишь в арифметической прогрессии, поскольку новые поля расчищаются и пополняют ресурсы по линейному закону (2, 3, 4, 5, 6.). Из этого кристально ясного и безупречного рассуждения следует безжалостное заключение Мальтуса: хроническое перенаселение, отчаяние, голод присущи человеческому существованию. Ничего невозможно поделать. Помогать бедным – всё равно что кормить лондонских голубей: они только будут быстрее размножаться и вскоре снова дойдут до грани голода, так что какой смысл? «Бедность и несчастья, удел низших классов общества, – пишет Мальтус, – абсолютно неустранимы».

Мальтус оценивал скорость воспроизводства человека по официальным данным роста белого населения Северной Америки за последние 150 лет (1650–1800). По этим расчётам колониальная популяция удваивалась каждые 25 лет, что он принял за разумную оценку для скорости роста человеческой популяции в целом.

В автобиографии Дарвин вспоминает, что после применения смелых расчётов Мальтуса к миру природы «мне сразу пришло в голову, что при таких обстоятельствах благоприятные вариации имели бы тенденцию к сохранению, а неблагоприятные уничтожались. В результате возникала бы формация новых видов. Теперь, по крайней мере, у меня есть рабочая теория…»191. Популяризатор Мэтт Ридли считает, что Мальтус преподал Дарвину беспристрастный урок того, что неограниченный рост популяции заканчивается эпидемиями, голодом или насилием, и убедил его, что секрет естественного отбора встроен в борьбу за существование.

Вот так кромешный мрак мальтузианства зажёг светоч Дарвина192. Альфред Рассел Уоллес, открывший механизмы естественного отбора независимо от Дарвина, был воодушевлён этой же самой книгой, читая её между приступами лихорадки в хижине на берегу малярийной речки в Малайзии. Ирландский драматург Джордж Бернард Шоу, с горестью распознавая мальтузианскую безысходность в естественном отборе, писал: «Когда вся значимость этого проясняется для вас, ваше сердце словно тонет в куче песка внутри». Шоу сокрушался по поводу «отвратительного фатализма» естественного отбора и сетовал на его «ужасное и омерзительное принижение красоты и ума, силы и воли, чести и стремления»193.

Но несмотря на то, что Дарвин и Уоллес получили отменные результаты на основе смелых расчётов Мальтуса, сами эти расчёты весьма проблематичны. Не бьют цифры.

Племена охотников, как хищники, кого они и напоминали в том своём состоянии, были… редко разбросаны по планете. Как и все хищники, они были вынуждены уходить и избегать любых соперников, будучи постоянно в состоянии взаимной борьбы… Соседствующие народы жили в состоянии непрекращающейся войны друг с другом. Даже просто рост племени был актом агрессии для его соседей, поскольку требовалось больше территории для прокормления большего количества членов… Жизнь победителя зависела от смерти врага.

Томас Мальтус. Опыт закона о народонаселении