Книга Исповедь гейши - Радика Джа

— Вот так они тебя пользовали, все эти мужики? А тебе нравилось, да?

Я дергалась и брыкалась, стараясь его сбросить, но у меня ничего не получалось. Кляп душил меня. Он был пропитан запахами моего тела, и это особенно бесило меня.

А потом наступил самый страшный момент в моей жизни. Я почувствовала, как Рю раздвигает мне ягодицы и словно всаживает в меня кол, пронзающий все мое существо. Кол двигался внутри меня все быстрее и резче, причиняя мне мучительную боль. И вдруг мне на спину закапало что-то горячее и, постепенно остывая, потекло вниз, сливаясь в лужицу на пояснице. Я не сразу поняла, что это плакал Рю. Мы оба плакали тогда.

Когда все кончилось, Рю взял полотенце и вытер вытекавшую из меня кровь. Потом развязал меня и вышел из комнаты. Хлопнула дверь в ванную, и послышался шум воды. Я забилась под одеяло, мечтая лишь об одном — как можно скорее умереть. К жизни меня вернули детские голоса.

— Мама, мама! Она вернулась?

— Да, но сейчас она в ванной. Придется подождать, — послышался снизу голос Рю.

Я, спотыкаясь, побрела в ванную. Рю не выключил душ, и я с благодарностью встала под теплые струи. Еще он зачем-то налил ванну, и после душа я легла отмокать в горячей воде. Через несколько минут боль прошла, но я по-прежнему чувствовала себя оскверненной. Что-то во мне сломалось, я сразу это ощутила. И еще терзала обида, которая тяжким камнем осела где-то внутри.

— Мама, мама! Ну, давай же быстрей. У нас для тебя сюрприз, — услышала я голос Харуки за дверью ванной.

Я неохотно вылезла из воды и надела банный халат.

Едва я вышла из ванной, как дети бросились ко мне в объятия, осыпая поцелуями. Я крепко обняла их, и слезы, которые я так долго таила в себе, неудержимым потоком хлынули из глаз. Камень у меня внутри немного сдвинулся с места, но, когда в коридоре показался Рю с бутылкой пива в руках, он снова занял свое место.

Все время до ужина Акира с Харукой не отходили от меня ни на шаг, болтая и задавая вопросы. Акира жаловался, что папа ужасно готовит, а бабушка ничего не смыслит в домашнем хозяйстве. Харука рассказывала про школу и свои спортивные достижения. Я просто упивалась звуками их звонких голосов, так не похожих на те, что говорили со мной на Кюсю. В темной и тесной кухне нового дома, где запахи нафталина и канализации сливались в некий специфический аромат, я стала готовить ужин, с сожалением вспоминая о большой старой кухне на Кюсю, где на стенах сохли завернутые в солому тофу и дайкон, а скрипучий голос матушки рассказывал мне истории из другого мира. Когда я резала огурец, мне вдруг пришла в голову мысль, заставившая меня оторваться от этого занятия. Мой сад — это моя семья, самое дорогое, что есть у меня в этой жизни. И, несмотря на боль и унижение, я смогла превратить наш ужин в целое событие. Все превозносили мои кулинарные способности, мы весело болтали и смеялись, забыв про наше прежнее отчуждение. Даже Рю вдруг разговорился, рассмешив нас историей о местном мяснике и его пяти старых воняющих псиной собаках. Я с удивлением смотрела на мужа. Передо мной был прежний Рю, добрый и деликатный. Кто бы мог подумать, что он способен на такую жестокость. А потом Акира стал рассказывать, как девушки из женского музыкального шоу «Такарадзука» приглашали его к ним в ансамбль, и мы снова от души смеялись.

Тени Догендзака

Если бы дальше все шло, как в тот вечер, я бы, наверное, простила Рю. Ведь я была счастлива, что вернулась к детям. Они частички материнского сердца, которые обретают собственное тело и начинают самостоятельную жизнь. И только воссоединившись с ними, мать может обрести душевное спокойствие.

Но в жизни нет ничего постоянного, кроме одежды. Поэтому я так люблю ее. Хорошая одежда заменяет друзей и даже семью. Через несколько дней дети уже забыли, что я куда-то уезжала. Харуку включили в школьную команду пловцов, и теперь она даже в выходные пропадала в школе. Домой приходила лишь для того, чтобы поесть и, закрывшись в своей комнате, болтать с друзьями по телефону. Акира поначалу ходил за мной как тень, но, убедившись, что я никуда не денусь, вернулся к своим старым привычкам и, придя из школы, проводил все время в компании своего компьютера. Рю отправился на работу, и хотя его офис находился совсем рядом, на Синдзюку, никогда не приходил домой раньше десяти.

Я попыталась заняться домом, чтобы как-то оживить его. Но темные комнатушки не давали мне никаких шансов, тем более что Рю наотрез отказался менять устаревшие обои. Так же как и купленные им диваны унылых серо-горчичных тонов. В дом никогда не заглядывало солнце, а менять лампы дневного света на дорогие электрические муж тоже не захотел. Так что в битве за интерьер я потерпела полное поражение.

Тогда я решила сделать генеральную уборку. Начала сверху, с комнат сына и дочери. Это был нелегкий труд. За несколько недель они успели так захламить свои комнаты, будто жили там уже долгие годы. Закончив со вторым этажом, я перенесла свои усилия вниз. С гостиной проблем не возникло, но на кухне мне пришлось попотеть. Там все так заросло грязью, что мне буквально пришлось отскребать ее ножом.

Через две недели каторжного труда, когда все наконец было вычищено, я спустилась в подвал, где в кладовке хранились чемоданы с моим добром.

Я уже говорила, что вещи похожи на домашних питомцев. Если им не уделять внимания, они тоскуют и быстро стареют. Открыв чемоданы, я не узнала свои красивые дорогие игрушки — там лежали какие-то тусклые, мятые, дурно пахнущие тряпки. В подвале было темно и сыро, и на некоторых вещах темнели пятна плесени. Но, как ни странно, мне не было их жаль, я чувствовала лишь легкое отвращение. Они мне больше не принадлежали. Для меня — как и для любой другой женщины — прелесть одежды в том, что мы можем о ней мечтать. Именно поэтому женщины постоянно бегают по магазинам: ведь самые лучшие вещи — это те, которые вам еще предстоит купить. Я быстро сложила одежду в мешки для мусора и вынесла их на помойку.

Прошел год с тех пор как мы поселились в новом доме. Я стала привыкать к убогому окружению. Жилище было для меня местом, где я спала и ела, а по улицам я ходила только за продуктами. Здесь все выглядели стариками, включая детей. Никто не носил модной или яркой одежды. Даже девушки. Женщины ходили в магазины в фартуках, а старики частенько появлялись на улицах в пижамах. Но вскоре я притерпелась и перестала что-либо замечать. И сама стала выходить в фартуке и туфлях прощай молодость за две тысячи иен. Они даже не были кожаными. Я забыла дорогу в парикмахерские, потому что от здешних было мало толку. Пришлось отрастить волосы и носить конский хвост. Про магазины я больше не вспоминала и за модой не следила вообще. Овощи я покупала на рынке рядом с домом, мясо в мясной лавке (у того самого мясника с его пятью вонючими собаками), а соевый творог в лавочке у старухи, которой перевалило за девяносто. За всем остальным я посылала Акиру, чтобы не впадать в соблазн.

Как-то раз я из любопытства пошла в парк «Асукаяма». По дорожкам среди деревьев гуляли старики на ходунках и мамаши с грудными младенцами. Деревья росли как придется, без всякой системы. Ничто даже отдаленно не напоминало тот садик на Кюсю. Гармонией здесь и не пахло. Просто протоптали дорожки среди деревьев. Вернувшись домой, я разрыдалась, скорбя об утраченной легкости и свободе. Меня словно пригнуло к земле.