Книга Пока пройдет гнев твой - Оса Ларссон

— Я не собираюсь просить у нее прощения! — решительно заявляет он.

Монс скучает по ней. Он считает, что им надо поговорить. Выходные он проведет в Кируне. На пятницу ничего важного не планируется, поэтому можно взять отгул.

Тридцатое апреля, четверг

За окном вьюга и ничего не видно за снежными вихрями. Таков апрель в Кируне.

В половине шестого утра, стоило только Ребекке налить себе кофе, зазвонил телефон. На дисплее высветился номер Марии Таубе, бывшей коллеги по адвокатскому бюро «Мейер и Дитцингер». Она продолжала работать с Монсом, в то время как Ребекка предпочла вернуться на родину, в Кируну.

Мартинссон нажала кнопку и театрально застонала, изображая недовольство от того, что ее разбудили.

— О! — воскликнула Мария. — Ты спала? Извини…

— Я пошутила, — засмеялась Ребекка. — Я давно встала.

— Я знала, — обрадовалась Таубе. — Ты же у нас трудоголик, и звонить тебе никогда не рано. Однако сейчас я было подумала, что ты заразилась пресловутой норрландской ленью.

— Местные тетушки встают чуть свет, — возразила Ребекка.

— О, я знаю эту деревенскую привычку. Кто первый поднимется с постели, получит медаль. И мои тети таковы: сидят и спорят за обедом, кто из них раньше всех встал. «Я была на ногах уже в пять и сразу занялась окнами». «А я проснулась в половине четвертого и заставила себя поваляться еще час».

— Совсем как полицейские, — заметила Ребекка, делая глоток кофе. — Ты на работе?

— По дороге в бюро. Решила прогуляться. Послушай-ка. — И в трубке раздалось птичье щебетание.

— А у нас метель, — сказала Ребекка.

— Ты шутишь?! — воскликнула Мария. — Здесь все кафе работают в летнем режиме, а руководство сидит на улице за столиками и обсуждает, сколько у кого расцвело тюльпанов на газонах.

— И ты успела уже понюхать тюльпан?

— Нет, моя милая. Я еду по накатанной дороге, которая в конце концов, по-видимому, приведет меня к смерти.

— Так сверни с этой дороги, — подбодрила Ребекка подругу. — Ты способна жить по-другому, отбрось стереотипы. Попробуй надень часы не на ту руку. Ты ходила сегодня задом наперед?

— Ты из другого мира, — отвечала Мария. — На самом деле я тоже читала разные книги, где сказано о том, что надо жить только настоящим. Те, кто их писал, не знали о существовании бюро «Мейер и Дитцингер». Попробовали бы они там пожить настоящим!

— Неужели Монс так беспощаден?

— Еще как! Ты когда-нибудь ругалась с ним? У него плохо с чувством юмора. Вчера он набросился на меня из-за того, что я забыла включить «Алеа Финанс»[32]в список должников.

— Нет, мы не ругались, — ответила Ребекка, — хотя Монс и зол на меня.

— Почему? Он не должен на тебя сердиться. Ты могла бы сделать его снова счастливым и довольным, так что он забыл бы, что «Алеа» до сих пор не уплатила нам долг в пять тысяч крон, а ведь у них оборот свыше двух миллиардов. И не говори мне о престиже бюро, об этом я уже выслушала целую лекцию. Так почему он зол на тебя?

— Он считает, что я слишком отдалилась от него. Недоволен, что я живу сама по себе. А что мне делать? Переехать к нему, чтобы мы в конце концом наскучили друг другу и он принялся бегать по кабакам и заигрывать с помощницами юристов?

Мария молчала.

— Ты знаешь, что я права, — продолжала Ребекка. — Есть такой тип собак и мужчин. Стоит тебе только посмотреть в сторону, как они тут же прибегают, виляя хвостом.

— Но он любит тебя, — неуверенно заметила Мария.

Таубе знала, что ее подруга права. То, что она переехала в эту… Куркивварру, идет только на пользу их отношениям с Веннгреном. Монс чрезвычайно плохо переносит близкое общение. И Ребекке, и самой Марии не раз приходилось видеть, как теряет он интерес даже к красивым женщинам только потому, что они слишком к нему привязаны.

— А если бы не он, ты бы вернулась обратно? — спросила Мария.

— Думаю, я заболела бы в Стокгольме, — серьезно ответила Ребекка.

— Тогда оставайся там. Вам лучше любить друг друга на расстоянии — это идеальные отношения, о которых можно только мечтать.

— Это так, — согласилась Ребекка.

«Хотя было бы неправдой сказать, что я хотела таких отношений, — подумала Ребекка. — Мне нравится бывать с Монсом, заниматься с ним сексом. Я люблю засыпать на его руке. Но он становится беспокойным, когда находится в Кируне больше трех дней, а я с трудом это переношу. Я начинаю чувствовать себя виноватой в том, что у него плохое настроение, что не могу объяснить ему, зачем я здесь. А сейчас он вдобавок ко всему злится и отказывается говорить со мною по телефону».

Что, если у Монса завелась другая любовница? Некоторое время Ребекка размышляла, не спросить ли об этом Марию Таубе. Может, в бюро появилась какая-нибудь новая сотрудница?

«Черт с ним! — подумала она. — Раньше я ночей бы не спала и мучилась разными мыслями. Но теперь я этого не вынесу. Не хочу».

— Теперь я уже на работе, — продолжала Мария. — Слышишь? Я не стала вызывать лифт и иду по лестнице пешком.

В другой раз Ребекка ответила бы ей что-то вроде: «В любой ситуации спрашивай себя: как бы на моем месте поступила Блоссом Таинтон?[33]», однако сейчас ей надоело шутить. Вероятно, обе почувствовали бы, что звонят друг другу, только чтобы позубоскалить, и нашли бы это утомительным.

— Спасибо за звонок, — приветливо сказала Ребекка.

— Я скучаю по тебе, — пыхтела Мария. — Мы увидимся, когда приедешь в Стокгольм? Ведь время от времени тебе надо будет выходить из горизонтального положения?

— Как всегда…

— Да, да… Я позвоню. Целую! — крикнула на прощание Мария и закончила разговор.

В этот момент на лестнице послышались тяжелые шаги Сиввинга, а через несколько секунд Белла отчаянно царапала когтями дверь прихожей.

Ребекка впустила собаку. Белла тут же помчалась на кухню к мискам Веры. Еды там не оказалось, и, облизав пустую посуду, Белла зарычала на остановившуюся поодаль Веру. Потом обе собаки приветствовали друг друга и принялись играть на тряпичном коврике.

— Что за погода! Смотри! — пыхтел Сиввинг, стряхивая с плеч снег, успевший спрессоваться в обледенелую лепешку.

— Брррр… — поежилась Ребекка, — а в Стокгольме сейчас поют: «О прекрасный теплый май…»

— Да, да, — нетерпеливо закивал Сиввинг, — однако возвращаться домой после майского костра[34]по стокгольмским улицам небезопасно.