Книга Последняя битва - Роман Злотников

Манасий вырос за плечом капитана с глиняной миской, от которой шел аппетитный запах. Его глаза сияли собачьим восторгом от того, что он вроде бы сумел угодить своему кумиру (то, что капитан Арамий любит акулий суп, было известно по всему побережью). Так вот чем был занят Манасий все утро. Но сейчас даже любимое блюдо не могло поднять капитану настроения. Однако, чтобы не обижать боцмана, он взял миску и благодарно кивнул. Манасий просиял и тихо испарился. А Арамий вновь вернулся мыслями к тому дню, когда он дал согласие заняться делами той… Госпожи.

Он вернулся в таверну в полном смятении чувств. Всю свою жизнь капитан Арамий относился к женщинам довольно спокойно, если не сказать больше. Для него женщины всегда были чем-то вроде… редких благовоний, что ли. Слава богам, у него никогда не было своего дома, требующего постоянного присутствия хозяйки, и он не забивал себе голову бытовыми проблемами типа стирки и приготовления пищи, в море питаясь солониной, сухарями и свежевыловленной рыбой, а на берегу отдавая эти проблемы на откуп хозяину таверны. Так что с бытовой точки зрения женщины его совершенно не интересовали. Встречались еще женщины-заказчицы, и среди них попадались такие, которые были не против немного увеличить доход капитана от совершенной сделки, правда, в несколько иной валюте. Но он всегда старался дать понять, что относится к ним точно так же, как к другим заказчикам, инстинктивно понимая, что любая попытка дать слабину принесет ему гораздо больше проблем, чем удовольствия. Так что он просто не замечал, что его заказчики — женщины. Ну а для всего остального были шлюхи. И вот их-то он отбирал словно редкие благовония или дорогие ткани — тщательно и неторопливо, прислушиваясь к мнению тех, кого считал специалистом в этой области. Но так было до того момента, пока он не столкнулся с Госпожой…

— Капитан, капитан! Дымы! Дымы!!

Арамий вскочил на ноги. Точно, над небольшой пальмовой рощей, закрывавшей бухту от противоположного берега островка, напротив которого как раз и располагался тот остров, где несли дежурство неведомые капитану караульщики, ритмично взмывали в небо мохнатые хлопья дыма. Арамий обернулся. Кричавший матрос держал в руке поварешку, а это означало, что тот, кому было назначено следить за сигналом, прозевал его, и неведомые караульщики подавали сигнал уже неизвестно сколько времени. Вообще-то это было не так уж страшно, поскольку между капитаном и его возможным преследователем лежала полоса рифов, но у Арамия отчего-то екнуло сердце.

— Боцман — всем на судно, отплываем немедленно. Манасий подобострастно кивнул и закричал:

— Куманий, бери троих — снимайте палатку. Ваимар — грузите паруса и сушеную рыбу…

— Манасий! — Голос капитана был непривычно резок, от чего боцман оцепенел. — Я что сказал? Всем на борт. Бросить все — уходим.

Манасий повернулся к капитану и уставился на него изумленным взглядом.

— Но капитан…

— Ты не понял?

В тоне капитана было что-то такое, от чего Манасий подавился словами и, торопливо повернувшись, заорал:

— Бросить все — всем на борт. Живо-живо-живо!

Через десять минут акка выскочила из бухты. Преследователей они заметили сразу. Манасий охнул и, достав из-за пазухи амулет из храма Верховного морского владыки, начал прикладываться к нему губами и бормотать маны, прося сурового и своенравного покровителя моряков спасти и уберечь. С противоположенной стороны полосы рифов им наперерез шла боевая дирема Корпуса. А любой капитан Срединного моря знал, что нет на море более страшного противника. Несколько минут все напряженно всматривались в приближающуюся смерть, затем Манасий обратил к капитану лицо с расплывшейся на ней ухмылкой и обрадованно прокричал:

— Капитан, эти идиоты идут прямо на камни! — Заметив, однако, что капитан не разделяет его веселья, он тут же стер с лица ухмылку и насупился. Арамий еще несколько мгновений вглядывался в идущую атакующим темпом дирему, затем повернулся к кормчему:

— Ну и что ты думаешь, Исмарок?

Тот с минуту молчал, вглядываясь в буруны, вскипающие с обоих бортов диремы при каждом гребке, затем пожал плечами:

— Не знаю, капитан, осадка у них гораздо больше, чем у нас, но их капитан достаточно опытен. Я сам не сразу приметил это место, приглядел дырку вон там, на два пальца левее загнутого зуба, но для их диремы там слишком мелко… А они углядели вот эту щель, тут, конечно, можно ободрать оба борта, но на высокой волне глубины может хватить. По-моему, нам стоит посадить на банки полную смену гребцов.

Манасий несколько мгновений переводил взгляд с одного на другого, все еще не веря, что капитан и кормчий говорят серьезно, и, поняв наконец, что они не шутят, громко скомандовал:

— Эй, рыбья немочь, на весла, на весла, на весла! Корабль мгновенно наполнился топотом босых ног, грохотом весел, торопливо продеваемых в уключины, тихим матерком спешащих людей, сбитых с толку непонятной кутерьмой. Но Арамий этого совершенно не замечал. Он не отрывал взгляда от диремы, которая, набирая скорость, неслась к узкой расщелине в рифовой стене. Кормчий еще раз обернулся через плечо и, скривившись, пробормотал:

— О Фанерова мошонка, они идут так, будто уверены, что пройдут. Я знаю только одного человека, который рискнул бы ТАК идти на рифы, — добавил он после короткого молчания. — Он был адмиралом Корпуса, но потом поссорился с Гроном и поклялся никогда вновь не становиться за рулевое весло. Его звали Тамор…

Арамий, ничего не ответив, резко повернулся к боцману и отрывисто приказал:

— Боцман, максимальный темп! Манасий поспешно кивнул, прокричал:

— Максимальный темп! — и принялся отсчитывать гребки: — И-па! И-па! И-па…

Акка, подгоняемая толчками двух десятков весел, начала быстро набирать ход. Боцман облегченно выдохнул и довольно улыбнулся. Акка перешла на гребной ход всего за три минуты — это было рекордным временем. Все-таки он очень неплохо вышколил команду. Манасий, не переставая отсчитывать темп, самодовольно покосился на капитана, но тот продолжал напряженно всматриваться в дирему, стремительно летевшую над волнами. Кормчий, оглянувшись, тихо выругался:

— Ах ты Фанерова мошонка, они сбавили ход…

Боцман с недоумением посмотрел на него, не понимая, что в этом плохого. Капитан, однако, понял.

— Поджидают высокую волну, — заметил он.

Несколько мгновений на рулевой площадке стояла напряженная тишина, а затем доносившиеся до акки ритмичные удары бронзового била, которыми боцман на диреме задавал темп гребцам, едва заметно участились, капитан Арамий качнулся вперед, стиснув обеими руками ограждение кормовой площадки, и пробормотал:

— Сейчас…

Тамор, стоявший на рулевой площадке диремы, вцепившись в левое рулевое весло, отчаянно взревел и навалился на него, боцман дико вскрикнул, гребцы первых трех банок в обоих рядах полоснули по канатам, удерживающим весла в уключинах, отчаянным движением вытолкнули рукоятки наружу и рухнули между банок, а остальные поспешно потянули свои весла внутрь. Дирема взвилась на высокой волне и ухнула в разрыв между рифами. С обоих бортов послышался гулкий удар, короткий треск и… дирема опустилась уже по другую сторону рифа. Тамор не медля скомандовал: